Жюльетта Бенцони - Кинжал и яд
Ситуация в Дипломатическом квартале становилась критической: вдобавок ко всему лето выдалось удушливо жарким и с самого начала осады ощущалась нехватка воды. Хотя нескольким смельчакам удалось совершить удачную вылазку в город и взорвать китайский арсенал, лишив боксеров значительной части боеприпасов, было ясно, что собственными силами они не справятся.
Между тем из Тяньцзиня выступил английский адмирал лорд Сеймур. Во главе колонны из двух тысяч человек он попытался прорваться к Пекину. Цы Си внимательно наблюдала за ходом сражения, и ее вера в Дуаня постепенно улетучивалась. Сколько раз он ей повторял, что боксеры неуязвимы! Но они падали сотнями под пулями английских солдат, французских моряков, русских и американских охранников. На чужеземных дьяволов магические талисманы не действовали… И тогда Цы Си сделала очень странный жест: приказала доставить осажденным воду и фрукты.
А в это время уже готовилась интернациональная экспедиция: под командованием немецкого маршала Вальдерзее и при поддержке кораблей французского адмирала Куржоля 14 августа объединенные европейские войска вступили в Пекин.
Дипломатический квартал был спасен, зато в Запретном Городе царила паника. Цы Си видела, как постыдно бегут те самые фанатики, которые призывали ее к резне, и понимала, что ей и императору суждено бесславно пасть от рук врагов…
Именно в этот момент появился Жон Люй — так бывало всякий раз, когда его повелительнице угрожала опасность.
— Надо бежать, Высокочтимая, — спокойно сказал он. — Бежать, не теряя ни секунды. Оставь свои платья и драгоценности, переоденься крестьянкой и следуй за мной.
— Зачем? Все погибло! Мне остается лишь умереть на обломках моей империи…
— Империя жива. Побеждены только боксеры, а ты — нет. Идем со мной! Позже ты прикажешь обезглавить Дуаня в знак того, что не одобряешь его поступков, а я попытаюсь договориться с чужеземцами.
Цы Си пожала плечами и отвернулась, чтобы скрыть блеснувшие в глазах слезы. Она знала, что сильно постарела, но ей было мучительно больно видеть, что и Жон Люя не пощадила старость. Мэй давно умерла, а на его лицо уже легла печать смертельной болезни…
— Что тебе до моей судьбы? — спросила императрица внезапно охрипшим голосом. — Разве ты дорожишь мною?
— Ты всегда была мне дороже всех на свете! Идем со мной.
Цы Си ничего не ответила, но последовала за ним. Переодевшись в крестьянское платье, она добралась до провинции Шэньси и укрылась в городе Сиань, отпустив Жон Люя в Пекин. Он сумел договориться с победителями и предотвратил раздел империи.
Лишь после всех этих тяжких испытаний императрица наконец осознала, что необходимо принять ценности новой эпохи. Чтобы подчеркнуть свое примирение с Западом, она вернулась в Пекин по железной дороге и вскоре пригласила на роскошную чайную церемонию жен европейских послов, очаровав их своим величием и изяществом. Теперь весь Китай предчувствовал приход совершенно другой цивилизации.
Но жизнь Цы Си уже клонилась к закату. Жон Люй умер, исполнив свое предназначение, и безутешная Цы Си ждала теперь только смерти. Молодой император Гуан Сюй скончался в 1908 году, лишь ненадолго опередив свою тетку, которая так безжалостно его тиранила. Цы Си еще успела провозгласить императором внука Жон Люя — маленького Пу И. Но дни ее были сочтены.
Когда Цы Си пришла пора отправляться к Желтым Водам, откуда никто не возвращается, она прошептала собравшимся вокруг ее смертного одра:
— Никогда больше не позволяйте женщине обладать высшей властью!
С этим мнением нельзя было не согласиться…
