Бертрис Смолл - Околдованная
— В жизни не думала, что платье может храниться так долго, — покачала головой Лили, поднося госпоже тазик с душистой водой и маленькое льняное полотенце.
Оран вопросительно склонила голову.
— Чулки и туфли, мадам?
— Особенно чулки и туфли, — засмеялась Отем. Возможно, в один прекрасный день она позабавит Габриела, продефилировав по комнате в столь нескромном наряде, но, разумеется, не сегодня. Кроме того, она далеко не была уверена в том, что король не расписал своим клевретам все тонкости их любовных игр. Не стоит лишний раз напоминать жениху о ее постыдном прошлом, если он, не дай Бог, прослышал о трюке с чулками и подвязками.
Она вытянула ноги, чтобы Оран легче было снять туфли и чулки, потом почистила зубы и прополоскала рот мятной водой.
Лили принесла ей шелковый пеньюар. Отем стянула сорочку, отдала Оран и накинула пеньюар.
— Что еще угодно, миледи? — спросила Лили, пока Оран подкладывала поленья в огонь.
— Можете идти, девушки. На сегодня вы свободны, — разрешила Отем. — Спокойной ночи.
— Вы уверены, миледи? — настаивала Лили, памятуя о том, что до вечера еще далеко.
— Я даю вам выходной. Велите Бекету на закате подать холодный ужин в спальню герцога.
— Да, миледи! — хором воскликнули девушки и поспешили прочь.
Отем оглядела спальню. Она всегда жила здесь во время приездов в Королевский Молверн. Когда-то ее делили сестры, а до них занимали мать и бабка. Отем нравился розовый бархатный полог над широкой дубовой кроватью и такие же шторы, свинцовые переплеты окон, выходивших на зеленый парк и холмы, тянувшиеся до горизонта. Комната была ее убежищем, и теперь Отем проведет в ней брачную ночь. Покажется ли спальня наутро такой же? Или разительно изменится?
Но тут смежная дверь в стене отворилась, и в комнату вошел герцог.
— Доброй ночи, Данвуд, — крикнул он лакею, закрывая за собой дверь.
Он уже успел переодеться в шелковый халат. Отем молча смотрела на него, нервно кусая губы, не зная, что сказать.
Если не считать одного-единственного поцелуя и мимолетных ласк, между ними ничего не было. Никакой близости.
Похоже, для этого никак не представлялось возможности, а потом он исчез на две недели!
— Это просто нелепо, Габриел! — воскликнула она наконец. — Мы оба не девственники и все же сконфужены, словно для нас обоих это впервые!
Габриел подошел ближе и, распахнув ее пеньюар, осторожно стянул с плеч.
— Думаю, можно начать именно с этого, — объявил он, отступая и задумчиво оглядывая ее. — Да, ты прекрасна. Ясно, почему и Людовик, и Карл желали тебя, — вздохнул он. — Неотразима.
— Никогда не смей упоминать этих имен в нашей спальне! — рассердилась она. — Вспомни, как ты клялся забыть мое прошлое! Я просто не вынесу постоянных намеков!
— Прости меня, — виновато пробормотал он, — но это так трудно. Я помню свое обещание и стараюсь как могу.
— Как мы можем любить друг друга, — заплакала Отем, — когда я чувствую, как ты боишься, что я все время сравниваю и сравнение не в твою пользу? Пойми же, я ненавидела ночи, проведенные со своими царственными любовниками! Ненавидела! И хотела, чтобы меня снова любили ради меня самой, а не из-за того, что я красива или искусна в постели! Неужели, кроме моей красоты, тебя ничто во мне не привлекает?
Она боялась, что нос и глаза покраснеют от рыданий, но всхлипывала все громче, не в силах остановиться.
Габриел поражение уставился на нее. До сих пор он не подозревал, как она беззащитна, как уязвима. Отем всегда казалась такой сильной!
— Прости меня, милая, — прошептал он, прижав ее к груди. — Я не обидел бы тебя за все сокровища мира! Прости своего глупого ревнивого мужа. Я не стою тебя!
Он принялся целовать ее до тех пор, пока она с тихим вздохом не припала к нему. Поняв, что она немного успокоилась, Габриел негромко попросил:
— Ты снимешь с меня халат?
— Ты этого хочешь? Я боюсь показаться чересчур развязной, — шмыгнула она носом.
Ловкие пальчики развязали пояс, и Отем нежно провела руками по его груди. Все же странно… Она не девственница, и Габриел это знает. Она опытная женщина и не станет притворяться другой… Если она примется за дело, он вскоре начнет мурлыкать, как довольный лев, под ее уверенными прикосновениями. В конце концов, еще до любовников у нее был муж.
Кто поклянется, будто это не Себастьян научил ее всему, что она умеет в постели?
Сбросив с него халат, Отем принялась целовать его грудь и торс.
Габриел застонал.
— Не останавливайся, — велел он. — Я строго запрещаю тебе останавливаться, моя колдунья.
Но Отем подняла голову.
— Простите, милорд, но я ужасно замерзла и хочу лечь, — твердо объявила она, беря его за руку и подводя к кровати.
— Согласен, мадам, — кивнул он. — В постель.
— Я никогда не ложилась так рано, разве что когда болела, — призналась Отем, укутываясь в одеяло.
— Я тоже, — отозвался он, ложась рядом и наклоняясь над ней, — О, Габриел! — тихо вскрикнула она, когда его губы сомкнулись на нежном соске. Чуть прикусив, обведя языком, Габриел втянул его в рот и принялся посасывать. Отем тяжело задышала. Руки заметались по его спине с удивительно гладкой кожей, обтягивающей твердые как сталь мышцы.
Его язык широким взмахом прошелся по ложбинке между ее грудями.
— Ты такая сладкая, что съесть хочется, — прохрипел он, кладя ей голову на грудь. — Поверить не могу, что ты теперь моя, Отем. Я так долго любил тебя!
Она осторожно погладила его волосы.
— Но ты меня почти не знаешь, — возразила Отем.
— Я узнал о тебе все в день нашей первой встречи. Преданная, любящая, отважная. Даже двух таких качеств более чем достаточно, но все три вместе… это просто чудо! А твоя красота лишила меня разума!
— А мне ты показался надменным и злым, — призналась Отем. — Пойми, у меня на глазах погибли Бесс и бедный Смайт! От руки твоего солдата! Я ненавидела тебя и всех приверженцев Кромвеля! Я могла пристрелить тебя!
— Зато сегодня ты можешь убить меня наслаждением, — прошептал он, поднимая голову и глядя в ее лицо. — Говорят, будто разноцветные глаза — верный признак ведьмы, но я не могу в них насмотреться.
Он снова стал целовать ее, и Отем вспомнила, как когда-то гадала, что это такое — поцелуй мужчины, вызывая насмешку Себастьяна. Он тогда потребовал, чтобы она перецеловала всех остальных поклонников и убедилась наверняка, кто из них ее суженый. Она так и поступила и поняла, что они с Себастьяном предназначены друг для друга. После его смерти ничьи поцелуи не были ей так милы. Она чувствовала в них не просто страсть, а подлинную любовь. Любовь к ней.
Давно забытые чувства переполнили душу, и Отем снова расплакалась.
