Надин Миллер - Сватовство по ошибке
Но почему ее так необъяснимо волновал человек, рычавший в ответ на самые невинные ее вопросы? Человек, который даже в лучшем своем настроении походил на медведя, занозившего лапу?.. Это было просто нелогично… впрочем, оставалось одно объяснение. Возможно, она настолько ослабела от горя и усталости, что не могла больше прислушиваться к голосу разума. Разумеется, в этом дело! Дедушка болел так долго, что Мадлен уже и забыла, когда в последний раз ей удавалось выспаться.
Она все еще продолжала раздумывать над этой загадкой, когда обнаружила, что они достигли места, пугавшего ее больше всего: перед ней лежала открытая круглая площадка, в которой сходились шесть разных коридоров. Заявив, что отлично знает дорогу по лабиринту, Мадлен, говоря откровенно, была не вполне честна. С тех пор, как они с дедом ходили по трабулям, миновало много лет, и воспоминания ее успели изрядно потускнеть. Но единственная альтернатива – прятаться в церкви, дрожа от беспомощности, была для нее немыслима.
Мадлен лихорадочно озиралась по сторонам, переводя взгляд с одного коридора на другой. Все шесть проходов были абсолютно одинаковы… и девушка с ужасом поняла, что не имеет понятия, который из них ведет в Ла Крус Рус. Один неверный поворот – и они застрянут в подземелье на много часов или, хуже того, окончат свои дни в этих таинственных катакомбах, где, по слухам, поклонники сатаны регулярно устраивали черную мессу. Тут-то они и попадут в настоящую беду благодаря компании фальшивого священника, которого мсье Форли на удивление удачно сравнил с самим сатаной во плоти.
– Я должна собраться с мыслями, – проговорила Мадлен, остановившись так резко, что Тристан Тибальт налетел на нее, а Форли уткнулся ему в спину.
– А-а-а!!! – завопил Тристан, хватая девушку за талию, чтобы не упасть. Восстановив равновесие, он тут же убрал руки, но Мадлен уже успела ощутить невероятную силу его мускулов и твердого поджарого тела.
Вот, опять оно – это диковинное чувство… Мадлен вздрогнула, осознав, насколько глупо она поступила, доверившись этому зловещему незнакомцу только потому, что он назвался посланцем ее отца-англичанина… и сразу же сообразив, что сожалеть об этом слишком поздно. Так или иначе, судьба ее уже решена, и выбора не оставалось. Скрестив пальцы на удачу, Мадлен направилась к третьему коридору по правую руку.
Форли двинулся следом за нею, Тристан неохотно поплелся последним, молясь про себя, чтобы коридор как можно скорее вывел на очередную открытую площадку, прежде чем нервы его окончательно сдадут. С угрюмой решимостью Тристан заставлял себя передвигать ноги шаг за шагом и постарался сосредоточиться на том, что говорила Мадлен.
– В эти трабули ведут черные ходы домов самых богатых жителей Лиона, – рассказывала она. – Если я увижу дверь дома, когда-то принадлежавшего моему деду, я пойму наверняка, что мы попали в коридор, который рано или поздно выведет нас в Ла Крус Рус.
Тристан поднял фонарь повыше и уставился на ряд совершенно одинаковых дверей, тянувшийся вдоль стены коридора.
– Но как вы отличите вашу дверь от всех остальных? – удивился он. – По-моему, они все одинаковые!
– На двери, которую я ищу, должно быть два герба: герб герцогов Медичи, которые построили этот особняк в пятнадцатом веке, и… – в голосе ее зазвенела неприкрытая гордость. – И герб благородного рода Наварелей, владевших этим домом на протяжении трех последних столетий. – Помолчав немного, Мадлен добавила: – Сейчас в нем, разумеется, живет префект Лиона – бонапартист, который до революции был фермером, и разводил свиней.
Тристан отметил прозвучавшее в этих словах презрение и впервые начал понимать, почему Калебу Харкуру так хочется ввести свою дочь в круги английской аристократии. Подобно своей матери, Мадлен Харкур на меньшее не согласится. Интонация, с которой она произнесла слова "разводил свиней", свидетельствовала о том, что эта мадемуазель питала откровенное презрение к простолюдинам.
Тристан улыбнулся. До чего же неуютно эта французская аристократка будет чувствовать себя в шкуре простого крестьянина… и как же застыла бы в жилах Мадлен Харкур ее голубая кровь, узнай она, что в течение следующих двух недель спутником ее будет сын проститутки из лондонских трущоб!
Бедный Гарт! Провести всю жизнь прикованным к этой тщеславной француженке… и не слишком ли дорогая цена за надежду спасти свой титул и имение? Впервые в жизни Тристану подумалось, что в положении незаконного отпрыска есть свои преимущества.
И почему-то он испытал немалое удовольствие от мысли, что обнаружил в своей будущей невестке хотя бы один изъян.
В тот момент он не задумался, почему это так его порадовало.
***– Боюсь, я свернула не туда, – извиняющимся тоном созналась она. – Надо вернуться обратно.
Ответом на это признание была гробовая тишина. Девушка помедлила, ожидая от спутников взрыва досады, а возможно, и гнева. Но Тристан Тибальт стоял неподвижно, вслушиваясь во что-то, как насторожившаяся гончая, а Форли обеспокоено вглядывался в его лицо.
– Там, впереди, какие-то люди, – наконец сообщил Тибальт. – Не знаю точно, сколько их там. Они довольно далеко, но движутся быстро и направляются в нашу сторону.
Мадлен затаила дыхание, тоже прислушиваясь.
– Вы уверены? Я ничего не слышу.
– Поверьте ему, – сказал Форли. – Я по опыту знаю, что у милорда слух и инстинкты, которым могла бы позавидовать даже… лиса.
– Встречаться с ними нельзя ни в коем случае, – угрюмо пробормотал Тибальт. – Нам надо где-то спрятаться, а до сих пор я не видел в этой стене ни единой ниши. – Он передал свой фонарь Форли и нащупал свободную руку Мадлен. – Единственная наша надежда – успеть вернуться на центральную площадку и нырнуть в один из коридоров.
С этими словами Тристан взял фонарь Мадлен в левую руку, правой рукой сжал запястье девушки и бросился бежать по коридору, увлекая свою спутницу за собой.
Мадлен могла похвалиться длинными ногами, однако ноги англичанина были еще длиннее, а пальцы его стальным браслетом сжимали ее запястье. Девушка отчаянно торопилась следом за ним по узкому трабулю, с трудом передвигая ноги в тяжелых крестьянских башмаках и, молясь про себя, чтобы эти башмаки не свалились на бегу. К тому моменту, когда они достигли площадки, сердце ее бешено колотилось, а легкие горели, требуя хотя бы глоток свежего воздуха. Ни секунды не колеблясь, Тристан нырнул в ближайший проход и отбежал на такое расстояние, на котором их ни при каких обстоятельствах не смогли бы заметить с площадки.
– Дайте мне вашу куртку. Я прикрою фонарь, – потребовал он.
