Людмила Сурская - Сколько живёт любовь?
— Вот видишь, как я тебя быстро на ноги поставил, а ты сопротивлялась.
Он вскинув брови усмехался одними голубыми глазами. На Юлию вся эта возня произвела неизгладимое впечатление. Она целуя его самодовольное лицо смеялась, понимая, что такой шанс, как выпал ей любить и быть любимой, встречается раз в жизни. По крайней мере ей хотелось верить, что она не ошиблась в этом. Естественно, благодарила и соглашалась, что если б не он то ей вовек не подняться. Он счастливо хмыкал. Оказаться полезным жене — предел его мечтаний. Ада, не пытаясь мешать и втолковывать ему что либо, посмеивалась наблюдая за всей этой его вознёй со стороны. Ведь он приходил даже контролировать приём ей таблеток. Собственноручно ставил горчичники и менял на ней одежду. Юлия не сопротивлялась болея себе на здоровье. Адка потихоньку завидовала. Чтоб там не было, а эти двое безумно любят и нежно, с заботой относятся, и главное — дорожат друг другом. Как бы она хотела найти мужчину себе в спутники жизни похожего на отца. Только вот есть ли в их время рыцари. Или все сложили головы на поле боя.
Дни шли, жизнь постепенно входила в мирное русло. У Рутковского, как у командующего было много дел и обязанностей. Слишком большая и непростая группировка была в его подчинении. Трудностей было не мало. Не легко перестраивалась жизнь и учёбу войск. Нужны были иные от боевых методики обучения и воспитания, новая организация службы. А ещё армии себя не вырвать из общей картины послевоенной картины и соответственно помогать местным властям в востановительных процессах. Много было разъездов, иногда он брал Юлию с собой. А вообще, они с Адусей занимались своей работой. Незаметно отпраздновали весело первый послевоенный Новый год и встретили весну. Правда, омрачали радость неприятности, которые крутились возле Жукова. Того били в хвост и гриву. Отозвали из Германии в Москву придумав должность. Что-то подобное Юлия ждала и потому что ходили слухи- войска в Германии стремительно разлагались. Все были заняты покупкой, добычей и перевозкой барахла. Творилось Бог знает что. И потому что пришла пора разборок. Она должна была наступить. Раскрутили целое трофейное дело. Может быть до большой дури не дошло бы, если бы Георгий, чувствующий себя царьком, нагло не отбил у прибывшего в Германию с инспекцией Абакумова, арестованных тем, за поезда с трофейными вещами, людей. Вот уж тут закрутилось. Не понимать с кем он связывается не мог. Гонор задвижку разума задвинул. Людей всё равно арестовали и в ещё большем объёме, ну и он получил. Хвост хорошо прищемили на радость некоторым… Писал унизительные объяснительные, вымаливал прощение. Вступились маршалы, и первым Рутковский. А до этого и нос в его сторону не воротил. Зазнался не подступись и в наполеоны нацелился. Обошлось для Жукова всё малой кровью. Звания, награды, имущество всё при нём осталось. Поехал Георгий принимать Одесский военный округ. Ему там, на вокзале, устроили встречу, ждали героя, но он напуганный возможным арестом вышел раньше к поджидавшим его на машинах военным и в Одессу добрался с ними, тут же забаррикадировавшись под их защитой в штабе. Вот такие дела. Но Рутковского пока не трогали и даже прислали приглашение на празднование 1-ого мая. И не просто постоять на трибуне, а командовать военным парадом. Жукова уже от такого дела убрали. Георгий лез во власть дуром, а Рутковский такой болезнью не болел, держался от того садома подальше. Позовут- съездит. Спросят- скажет. Естественно, и в этот раз он принял приглашение. Хотел посмотреть первый послевоенный праздник, ведь прошёл год. О том, что Сталин не устраивал парад на день Победы не жалел. Трудное это дело для участников и дорогое для страны. К тому же Сталин решил- такой парад, какой был — один и повтор не возможен. Но это приглашение сулило встречу с командующими фронтов, Тимошенко, Будённым и много ещё с кем… Они вылетели в Москву. Весна была в самом начале. Нежный салатовый цвет деревьев тонул в цветочных бутонах. Белый цвет забивал всё. Цвели вишни и яблони, цвела сирень. Нежная трава стелилась ковром. Ласковое солнце, требуя впустить, билось в окна. Разве хотелось ещё думать о чём-то кроме весны и любви. Юлия поймала себя на том, что улыбается. Улыбка не сходила и с его лица. Дочь поглядывая на них обоих посмеивалась. "Вот дают!" Москва удивила чистотой, большим количеством скамеек, цветочных клумб и бурным строительством.
По приезду домой, Ада унеслась к подружкам, Рутковский на репетицию военного парада. Юлия осталась на хозяйстве скучающей по ним квартире. Вечером Юлия с Костей отправились на праздничный приём. Потом немного прогулялись по ночной Москве. Огни реклам освещали улыбчивые лица. Подошёл к концу первый год мира. Целый год без войны. Чувства восторга искрами полыхающего костра взмывали в небо. Костя принялся читать стихи Сиронова, выдохшись передал эстафету Юлии. Она приняла её, но читала Пушкина… Вернувшись, Рутковский стал обзванивать знакомых. Сразу выяснилось, что надежды его на спокойную жизнь, не оправдались, и ему следовало бы это предвидеть. Кто-то из них и сообщил ему, что "воробушек", ведя поиски, сгорает от желания его видеть. И вообще какие-то у неё там проблемы и нескладное положение. Рутковский промолчит в ответ и чертыхнёт себя бродя по комнате не раз: "Называется разрубил узел. Похоже, всё затянулось ещё туже, рядом со старым теперь будут расти новые узлы". Но об этом Юлия узнала чуть позже. А тогда, сразу почувствовала перемену в нём. Он был немного растерян и явно озадачен. Принялся много курить, смотреть в окно… Нет, он не прибывал в панике, но возбуждение не отпускало, это было видно невооружённым глазом. Он ходил по комнате, мерил её огромными шагами, размахивал руками. Через пару часов такого марафона он выглядел бледным и не на шутку встревоженным. Юлия скосила глаз: понятно, что был просто чем-то очень сильно раздражён, но на чистосердечное признание ей рассчитывать не приходилось. Безусловно, что-то скажет, но про основное промолчит. Наблюдала: что-то очень уж прижучило. Она не совсем ещё понимала в чём тут дело, но спрашивать не стала, это было правильно: сильно заболит, скажет сам. А вообще-то, она сидела у зеркала и накручивала на ночь на волосы бигуди. Вдруг он резко остановился и с явным недоумением посмотрел на неё: а что, мол, ты здесь делаешь? Юлия фыркнула. Покрутившись ещё минуту около неё, он взял стул и, подставив его к ней, сел на него задом наперёд, облокотившись руками о спинку. Ого! Юлия навострила уши, ожидая услышать что-то интересное. Хотя где-то глубоко выбивало дробь нехорошее предчувствие. Пора было нарушать затянувшееся молчание. И она не ошиблась.
Тяжело вздохнув, как будто собираясь нырнуть и нахмурившись, он сказал:
