Джоржетт Хейер - Черная моль
Все смотрели только на них… Ни один человек — на меня. Если бы они сделали это, то наверняка узнали бы правду, но они глаз не сводили с Трейси и Джека… Помню еще Фитцджеральд обронил платок, и я начал разглядывать его с преувеличенным вниманием. И все удивлялся, отчего это он его не поднимет, как вдруг Андовер заговорил снова: «А удача, оказывается, вновь улыбнулась Карстерсу!». Что-то в этом роде, Вобертон! И еще в голосе его звучала такая ехидная вопросительная нотка…
И тут, не успел Джек ответить, как все закричали, разом. Дэр кричал: «Позор!» Трейси. И все смеялись над Трейси, хохотали от души. Но я заметил, как они обмениваются подозрительными взглядами. Им казалось странным, что Джеку сперва так везло, а потом, как только он отошел от этого стола, удача от него отвернулась.
Милворд… бедный глупый Милворд все смотрел на Трейси, а потом вдруг пробормотал, что, наверное, мы играли другой колодой. Я едва дышал… Тут Трейси поправил его. Откуда он знал? Никто этого не помнил, никто ничего не заметил, кроме него…
Я увидел Джека — он стоял прямо и неподвижно, слегка запрокинув голову, и синие глаза его сверкали. «Я так понимаю, вы обвиняете меня, Бельмануар?» — спросил он. О, он был просто вне себя от ярости! Трейси не ответил ни слова. Только поглядывал на меня и тут же отводил взор.
Пальцы Джека впивались мне в плечо. Я физически ощущал его гнев… Дэр выкрикнул, что подобные предположения просто нелепы. Разве можно обвинять Джона в мошенничестве?
Трейси спросил, его ли это карты. Бог ты мой, как сейчас слышу его вкрадчивый насмешливый голос!..
Дэр весь побагровел — вы знаете, как он умеет краснеть, Вобертон.
«Колода вскрыта в вашем присутствии, за столом!» — воскликнул он.
«Карстерсом», — улыбнулся Трейси.
Так оно и было. Но почему именно Трейси запомнил это? Только он и никто другой?.. Все смотрели на него с выражением крайней растерянности. Дэр обернулся к Джеку, ища поддержки. Тот кивнул. Так высокомерно… Обычно это было ему не свойственно.
Вы же знаете, как любил Дэр Джека. Он пытался спасти его, взять ситуацию под контроль. Но напрасно! Все мы были не более, чем марионетки в руках этого Дьявола, Бельмануара! Чтоб один человек сумел заварить такую кашу!.. Он заметил, что этой колодой играли только трое: Джек, Милворд и я.
Джек расхохотался.
«А потом вы еще чего доброго обвините Дика!» — с укором воскликнул он.
«Или одного из вас, это безусловно, — улыбнулся Трейси. — Или же Милворда».
Тут наконец до присутствующих дошло, что только один из нас троих мог пометить карты. Милворд был огорчен, однако его никто не обвинил. Это мог быть только Джек… или я.
Сколько буду жив, не забуду этих ужасных минут. Если меня разоблачат, то между мной и Лавинией все кончено. Клянусь вам, Вобертон, в тот момент я был готов на что угодно, лишь бы этого не случилось! Не перенес бы этой потери. Сами знаете, что значила для меня эта девушка!..
— Могу лишь догадываться, сэр, — мрачно заметил Вобертон.
— Нет-нет! Никто не знал всех моих чувств к ней! Думаю, даже Джек не знал… Я почувствовал, как он снял руку с моего плеча… До него, наконец, дошло. Я понял это по его движению, он со свистом втягивал воздух сквозь зубы… Собрав все силы, я уцепился за край стола, поднялся и взглянул на него. Я не оправдываюсь, знаю, что поведение мое трусливо, подло!.. Я взглянул на него и окликнул по имени, словно ушам своим не верил. Так подумали и все остальные. Но Джек понял все лучше других. Он догадался, что я молю о спасении. Он уловил ту мысль, что я пытался ему передать. Секунду он просто смотрел на меня. А я думал… не думал, Господи, прости меня за это! Молился, чтобы он взял вину на себя. Тут вдруг он улыбнулся. И я, несмотря на свою постыдную трусость, уже собрался было выложить правду, когда увидел на его губах эту обиженную и одновременно понимающую улыбку. Но я не смог… Полагаю, что был слишком подл для этого…
Джек слегка поклонился присутствующим, потом отдельно — Дэру. И сказал: «Должен просить у вас прощенья, сэр».
Дэр метнулся к нему, схватил за плечо, крича, что это не правда, просто не может быть правдой! Тут Джек расхохотался и он отскочил от него, точно от чумы! И все остальные тоже!.. Господи, каково мне было видеть это, видеть, как все бегут от Джека, отворачиваются от него! А он вдруг побледнел и лицо его словно каменело… с каждой секундой. Все его друзья поворачивались к нему спиной. Даже Джим Дейвенант отошел к камину, с Эвансем.
Я был не в силах смотреть на Джека. Просто не смел. И подойти к нему и стать рядом тоже не мог! Не имел права. Мне так и пришлось оставить его там, посреди комнаты, в одиночестве. Боль, светившаяся в его глазах, заставляла содрогнуться. Комната поплыла у меня перед глазами, мне стало дурно. Я упал в кресло и спрятал лицо в ладонях. В тот миг мне было все равно, подозревают они меня или нет. Они знали, как мы с братом привязаны друг к другу, и не удивлялись моей реакции.
Я слышал тихий голос Трейси… он что-то говорил Дэру. О, как же дурно воспитаны и жестоки были эти люди! Они обсуждали подробности сего неприятного эпизода вслух, ничуть не стесняясь Джека.
Тут вдруг заговорил Джек. Я мог лишь догадываться о том, какого мужества стоило ему сохранять достоинство. До сих пор дословно помню все, что он произнес тогда. «Мистер Дэр, ваша светлость, джентльмены, прошу извинить за то, что стал причиной столь неприятного инцидента. Прошу вашего позволения удалиться».
Все словно онемели. Я же услышал его шаги: он подошел к двери, открыл ее… Я по-прежнему не поднимал глаз. Он остановился… и произнес всего лишь одно слово: «Дик!» Так тихо, еле слышно… Одному Богу ведомо, как я нашел в себе силы броситься к нему. Помню, что по дороге перевернул стул. Это привлекло внимание Дэра и он спросил: «Надеюсь, вы остаетесь, Дик?» Я крикнул ему: «Нет!»… Тут Джек взял меня за руку и вывел из комнаты.
И… и все, что он сказал тогда, было: «Бедный ты мой старина Дик…». Больше ни слова. Он не винил меня ни в чем, он не позволил мне вернуться и рассказать правду. О, Вобертон! Ведь когда Джек окликнул меня, мне следовало тут же признаться, выложить все, выкрикнуть эти слова признания и раскаяния, но он… он не позволил. Он сказал только: «Ради Лавинии…»
Вобертон громко высморкался, пальцы его дрожали.
— Вам известно, что случилось потом. Вы знаете, что отец выгнал Джека из дома без единого пенни, знаете, что друзья от него отвернулись, знаете, как убивалась моя бедная матушка. И вам известно, что он уехал, куда — никто не знал. Его не могли отыскать даже когда мать умерла… Последними его словами, обращенными ко мне, были: «Постарайтесь сделать Лавинию счастливой… И забыть все это». Забыть! Бог ты мой! И с тех пор я ничего о нем не слышал, вплоть до момента, когда месяца два назад он напал на мою карету. Я был настолько потрясен, что и слова не мог вымолвить. А он… он схватил меня за руку и начал смеяться! Стояла такая темень, что я едва различал его лицо. Мне только и хватило времени, что спросить как его найти. А потом он умчался галопом и скрылся где-то в вересковых зарослях. Я еще подумал тогда, что зла на меня он не держит…
