Филиппа Карр - Подмененная

Конечно, радостно было сознавать, что в новом доме разместятся и супруги Эмери, и Джейн, и Энн.

Эмери немедленно начали подбирать прислугу. Они в одночасье изменились, став важными персонами. Миссис Эмери обожала ходить в платьях из черной бумазеи, которые при ходьбе шелестели; теперь к этому добавились бусы и серьги из черного гагата, ставшие, видимо, особыми знаками отличия. Изменилось и ее поведение: она приобрела властный и неприступный вид. Немногим отставал от нее и мистер Эмери: он стал носить пиджак и полосатые брюки. Ведь быть дворецким мистера Бенедикта Лэнсдона, члена парламента, совсем иное дело, чем быть подручным в скромном доме миссис Мэндвилл.

Мама весело посмеивалась над поведением наших слуг, и я смеялась вместе с ней. В эти моменты мы были близки как никогда.

Существовал еще один дом, который должен был стать нашей лондонской резиденцией, — высокий, красивый, в георгианском стиле, расположенный на площади напротив садовой ограды. Он напоминал тот, в котором жили дядя Питер с тетей Амарилис, но у Бенедикта Лэнсдона он был, естественно, еще роскошнее. Там имелся просторный холл с широкой лестницей — идеальное место для того, чтобы принять гостей перед тем, как проводить их в просторную гостиную на втором этаже, где член парламента, несомненно, будет часто устраивать приемы. Гостиная была обставлена с изысканной простотой, в красно-белых тонах, кое-где с позолотой. Мне было трудно представить, что когда-нибудь я почувствую себя здесь как дома и перестану с тоской вспоминать свою старую комнатку, хотя она и была вполовину меньше той, которую мне. выделили здесь. Комната мисс Браун была почти такой же большой, как моя. На том же этаже располагалась комната для занятий, совсем не похожая на крохотную клетушку, где мы занимались раньше.

Мисс Браун была также довольна сменой обстановки, как и слуги, хотя выражала свои чувства не столь явно. Меня мучил вопрос: смогла бы я разделить их радость, если бы этот новый образ жизни не был связан с Бенедиктом Лэнсдоном?

Срок близился. Прислуга уже переехала в Мэйнорли, мы с матерью поселились у дяди Питера и тети Амарилис. Подготовка шла полным ходом. Никто ни о чем, кроме свадьбы, не говорил.

Приехали дедушка с бабушкой. Мне разрешили присутствовать за обеденным столом. Дядя Питер всегда утверждал, что дети, достигнув определенного возраста, должны тесно общаться со взрослыми и слушать их разговоры — это вызывает в детях чувство доверия.

Следует признаться, дядя Питер весьма интересовал меня. Он всегда был любезен со всеми и давал мне почувствовать, что, несмотря на мой юный возраст, я имею некую самостоятельную ценность. От него нельзя было услышать что-нибудь вроде: «Это не для детских ушей». Он часто обращался прямо ко мне, а иногда во время застольного разговора наши взгляды встречались и создавалось ощущение, будто мы участвуем в каком-то маленьком совместном заговоре. Больше всего меня притягивала своеобразная аура греховности, окружавшая его. Кое-что я о нем слышала, но подробностей не знала. Это ставило дядю Питера особняком — какой-то скандал в прошлом, с которым он сумел справиться и из которого, в конечном итоге, вышел победителем. Тайны всегда привлекательны. Я не раз пыталась выяснить, что именно с ним произошло, но никто не желал рассказывать мне об этом.

Странно, что он очень напоминал мне Бенедикта. У меня было такое чувство, что в возрасте Бенедикта он вел себя точно так же. Оба они были замешаны в каких-то скандалах, и оба вышли из этой ситуации без особых потерь. В них была какая-то несокрушимость.

Я ненавидела Бенедикта. Наконец-то мне пришлось признать это. И все потому, что я боялась его. А вот дяди Питера мне не надо было опасаться, и потому я любила его.

Несомненно, дядя Питер радовался этому браку и горячо одобрял его. Он был уверен в том, что Бенедикт преуспеет в политике. Дядя и сам всегда увлекался политикой и в свое время собирался сделать карьеру, но тот самый давнишний скандал, в чем бы он ни состоял, положил этой карьере конец. Тогда дядя стал проводить политику через своего зятя Мэтью Хьюма.

Я слышала брошенную кем-то фразу: «Мэтью — марионетка в руках дяди Питера». Меня не удивило бы, если бы так и оказалось. Теперь традицию предстояло продолжить Бенедикту, но в одном я была совершенно уверена: Бенедикт никогда не станет марионеткой в чьих-то руках.

Дядя Питер был очень богат, Бенедикт — тоже. Я подозревала, что оба они нажили свое богатство весьма сомнительным путем.

Мне хотелось бы знать подробности. Как досадно быть ребенком, от которого почти все скрывают и который вынужден собирать сведения по крупицам.

Это все равно, что складывать головоломку, когда главные ее детали отсутствуют.

Разговор за столом шел о свадьбе и медовом месяце, который молодожены собирались провести в Италии.

Франция отпадала, потому что именно там моя мать проводила свой первый медовый месяц — с моим отцом. Она не раз рассказывала мне про маленький отель в горах с видом на море, где они тогда останавливались.

— Я не стал бы уезжать надолго, — сказал дядя Питер. — Ты ведь не хочешь, чтобы население Мэйнорли решило, что их новый депутат забыл о них.

— Мы уедем на месяц, — ответила ему моя мама и, увидев, что дядя Питер несколько помрачнел, добавила:

— На этом настояла я.

— Вот видите, мне пришлось согласиться, — сказал Бенедикт.

— Избиратели Мэйнорли, конечно же, понимают, что медовый месяц — совсем особый случай, — вставил мой дедушка.

Мама улыбнулась дяде Питеру:

— Вы всегда говорили, что народ любит романтические истории. Я думаю, все даже расстроились бы, если бы мы быстро оборвали это.

— Возможно, в твоих словах есть доля истины, — согласился дядя Питер.

Поздно вечером, когда мы разошлись по спальням, ко мне зашла бабушка.

— Хочу немного поговорить с тобой, — сказала она. — Где ты собираешься жить до их возвращения?

— Я могу остаться здесь.

— Ты этого хочешь «?

Я заколебалась. Меня глубоко тронули нотки нежности в ее голосе, и я с ужасом обнаружила, что вот-вот расплачусь.

— Я… я не знаю.

— Мне так и показалось, — широко улыбнулась бабушка. — А почему бы тебе не уехать вместе с нами?

По дороге сюда мы с дедушкой говорили об этом и решили, что было бы очень мило, если бы ты согласилась некоторое время погостить у нас. Мисс Браун тоже может поехать. В общем, в Кадоре тебе будет ничуть не хуже, чем здесь.

—  — О… Я вовсе не против этого.

— Значит, договорились. Тетя Амарилис не будет возражать. Она поймет, что здесь ты будешь чувствовать себя немножко одиноко, в то время как полная смена обстановки… Мы все знаем, как ты любишь Кадор, не говоря уже о том, как мы любим тебя.