Кэтрин Куксон - Заговор двух сердец
Глава 5
— Мам, послушай, я видела, она трясла Вилли, как крысу. Если ли бы кто-нибудь видел, ей бы не поздоровилось, но мисс Жозефина убежала к озеру. Я видела все из окна галереи.
— Ну, если бы она сделала ему больно, он бы закричал.
— Нет, ма. Он не такой, кричать не будет. Мисс Жозефина — другое дело, а он лучше промолчит. Даже странно, такой маленький, а ведет себя как взрослый.
— Ну… — Бидди продолжала просеивать муку через решето, — надо набраться терпения. Она себя проявит, а мы ничего не можем сделать без доказательств, так что, Пег, не рассказывай сказки.
— Я не рассказываю сказки, но мне обидно видеть, как нашего Вилли…
— Мистера Вилли.
— Ладно, мистера Вилли. И вообще, я за кухонной дверью не забываюсь, и ни с кем не говорю, только с тобой. И вообще…
— Да уж помни, с кем ты разговариваешь. Умерь свой тон. — Бидди на мгновение прервала работу.
— Ох, мама, ты все такая же.
— Правильно, уж какая есть, была такой вчерась, буду такой и завтра. И кстати, раз мы уж начали, о чем это ты балаболила с Майерзом только что во дворе, когда оба должны были бы заниматься делом?
— А, он рассказывал, что повстречался с кучером Митонов вчерась, когда зашел в «Черную лошадь» выпить пива. И как тебе последние новости, ма?
— Откуда мне знать, ты же еще не рассказала?
— Знаешь, за кем сейчас гоняется ее сиятельство?
— Не собираюсь угадывать, так что выкладывай.
— За Стивом Макгратом.
— Эта баба настоящая маньячка… Стивом Макгратом! Ха. Бог ты мой, кто же будет следующим? Она когда-то вязалась к хозяину, потом спуталась с Симоном Бентвудом, теперь Стив Макграт, надо же…
— Но это еще не все. Этот кучер сказал Майерзу, что один грум… ну, он не такой уж молодой, ему девятнадцать, так он сбежал однажды ночью, потому что она приходила к нему на конюшню, вроде как оседлать лошадь ей требовалось… Иногда в два часа ночи. — Пегги захихикала, и Бидди оборвала ее:
— Бог ты мой! Ее стоит запереть.
— Вот еще, насчет запереть. — Пегги повернулась к матери. — Именно это она и хочет проделать с его сиятельством. Кучер рассказал, что она позвала врачей, даже сразу двух, но старикашка говорил вполне разумно и вел себя тоже здраво, так что доктора ничего не смогли сделать и сказали, что надо ждать, когда он станет опасным, таким опасным, как сплетничают в деревне.
— О чем сплетничают?
— Ну, кучер сказал, что старик взял манеру каждый день приказывать заложить коляску и брать с собой ружье. Он про ее блуд все давно знает, но до сих пор плевал на это. Теперь после врачей он переменился. Кучер сказал, что это странно: его сиятельство стал рассуждать куда разумнее, а вот ведет себя все больше как сумасшедший. Ну ты меня понимаешь.
— Ничего подобного. — Бидди швырнула решето в раковину и крикнула в сторону посудомойни: — Бетти! Посуда разбежится, если ты не вычистишь раковину… причем немедленно!
Услышав голос: «Иду, миссис Дрю, уже иду», Бидди прошла в дальний угол кухни, к установленной в нише круглой печи, осторожно приоткрыла дверцу, заглянула внутрь и так же осторожно прикрыла. Обнаружив за спиной Пег, явно жаждущую продолжить рассказ, причем, о чем-то совсем личном, она тихо спросила:
— В чем дело?
Пег оглянулась, подождала пока девушка вынесет груду посуды в посудомойню и прошептала:
— Я слышала, они начали насчет Тилли… там, в деревне.
— Что начали? Говори яснее.
— Насчет малышки.
— И что насчет малышки?
— Да перестань, ма! — Пегги покачала головой и добавила так же шепотом: — Ну, ты ведь знаешь, Тилли говорит, что ей пятый год, но сама подумай, разве по ней скажешь? Такая кроха, ей и трех не дашь. Верно, она говорит хорошо, но ведь это Тилли учит ее английскому.
— К чему ты ведешь?
— Ты что, ма, не понимаешь? Они говорят, что она — ее дочка.
Бидди втянула голову в плечи и так же шепотом посоветовала:
— Не слушай всякую чушь.
— Да я не слушаю, ма. И не притворяйся такой удивленной, ведь и ты наверняка смекнула, что это странно — чего бы ей тащить сюда этого ребенка? Даже наш Артур вчерась сказал, что белые так не делают, не берут индейских ребятишек, то есть, не удочеряют их, если уже есть свое собственное дитя. И еще он сказал, что слыхал от приятелей, которые там были, что индейцы еще хужее черномазых будут.
— Но ребенок не индейский, просто мексиканский или испанский, или еще какой.
— Не выдумывай, мама. Учти, я не виню Тилли. Может, над ней снасильничали. Вполне может быть. Наш Артур сказал, что там женщин считают за скот. И он волнуется за нашу Кэти.
— Не только он. — Бидди повернулась и пошла к столу, Пегги за ней. У стола она остановилась, взглянула на старшую дочь и сказала: — Насчет того, что эта смугленькая Тиллина дочка, я голову готова прозакладывать, что это вранье. Ведь хозяин Мэтью так над ней трясся, что убил бы любого, кто до нее посмел бы дотронуться.
— А, может, так оно и было. Откуда нам знать? Она же не рассказывает, что там случилось. Наверное, все было ужасно, раз она так поседела. И вообще, не важно, что мы думаем. Я-то про деревню. Ты же знаешь, какие они. Они не меняются: сын похож на отца, дочь совсем как мамаша. Они все еще считают ее ведьмой.
— Что это? — Бидди прислушалась, а Пегги воскликнула:
— Это малышка кричит. Ее и за милю слышно.
— Ну, раньше я никогда ее отсюда не слышала. Давай шагай наверх, посмотри, что там такое.
Пег побежала из кухни и столкнулась с вышедшей из библиотеки Тилли. Они вместе устремились по лестнице. На галерее крики усилились, смешавшись с плачем Вилли и голосом Конни Брэдшоу.
Тилли первой ворвалась в детскую и остановилась, оценивая ситуацию. Вилли лежал на полу, громко плакал и прижимал к себе руку. В дальнем углу комнаты Конни трясла Жозефину, как обычно терьер трясет крысу, а ребенок визжал и лягался.
— Отпусти ее немедленно! — Тилли произнесла это так громко, что Конни практически уронила девочку на пол. Тилли кинулась к ней, подняла ее и прижала к себе, затем повернулась к няне. — Как ты посмела! Как ты посмела!
— Она царапается! Она оцарапала мне лицо! Смотрите!
Тилли действительно увидела на лице девушки царапину, которая тянулась через всю щеку и уже начала кровоточить.
— Ты, верно, сделала что-то ужасное, поэтому ребенок так прореагировал, — возмущенно заявила Тилли.
— Ма-ма, ма-ма. — Жозефина быстрыми движениями гладила Тилли по щеке. Она всегда так делала, если хотела привлечь к себе внимание, и сквозь слезы, заикаясь, девочка произнесла: — Била Вилли. Била Вилли, мама.
