Барбара Картленд - Мадонна с лилиями
Фаэтон остановился. Маркиз спрыгнул на мостовую и направился к двери. Как и большинство входов в здешние дома, она выглядела весьма жалко — краска облупилась, сама дверь слегка перекосилась. Однако, поискав глазами дверной молоток, маркиз был удивлен, обнаружив, что тот начищен и блестит как зеркало.
На стук никто не отозвался. Маркиз уже решил, что зря предпринял эту поездку, и вздохнул, сожалея о том, что загадка так и останется неразгаданной.
Для верности он постучал еще раз. Как ни странно, дверь отворилась и чей-то голос спросил:
— Ты что, забыла ключи, Ханна?
Сирилла — а именно она открыла дверь — с изумлением взирала на маркиза. Она никак не ожидала увидеть незнакомца, полагая, что это вернулась служанка.
Фейн не мог оторвать глаз от лица девушки. На мгновение он потерял дар речи, настолько его поразила ее красота.
Белокурые волосы Сириллы словно излучали сияние в сумеречном свете, падавшем в коридор из кухни, образуя вокруг ее головы подобие ореола, а темные стены служили своеобразной рамой для этой восхитительной картины. Весь облик девушки напомнил маркизу воздушную и бесплотную мадонну с картины Лохнера.
Неизвестно, сколько времени они так простояли — несколько секунд или несколько часов. Сирилла опомнилась первой и с робостью в голосе сказала:
— Ох, простите… Я думала, это вернулась наша служанка. Очевидно, вы ошиблись адресом…
Маркизу показалось, что голос девушки звучит совершенно так же, как если бы заговорила сама «Мадонна с лилиями», и, неизвестно почему вдруг разволновавшись, он тихо сказал:
— Нет, не ошибся. Я шел именно к вам.
— Ко мне? — удивилась Сирилла, не понимая, зачем она могла понадобиться этому джентльмену.
Только сейчас, вспомнив об учтивости, маркиз снял шляпу.
— Могу я войти? — вежливо осведомился он. — Мне нужно поговорить с вами.
Сирилла в отчаянии обернулась, словно ища поддержки.
— Уверяю вас, что не причиню никакого беспокойства, — продолжал маркиз с улыбкой, — и оставлю ваш дом, как только вы того пожелаете. Но согласитесь — разговаривать в дверях несколько затруднительно!
Только сейчас Сирилла обратила внимание, что несколько праздных зевак уже остановились у ее дома и изумленно взирали на маркиза, недоумевая, что понадобилось этому джентльмену в их бедном квартале.
— О да, разумеется, — поспешно сказала она. — Прошу вас, входите… Боюсь, однако, что мой отец не сможет принять вас — он тяжело болен.
Лихорадочно ища причину нежданного визита джентльмена, Сирилла вдруг подумала, что он, должно быть, видел картины ее отца и пришел, чтобы их купить.
Подобная счастливая случайность часто представлялась ей в воображении. Как было бы чудесно, если бы она вдруг стала явью!
Отец Сириллы рисовал уже много лет, и его картины даже выставлялись на продажу, но, конечно, не в магазинах вроде того, куда она отнесла Ван Дейка, а в крошечных лавчонках, разбросанных по всему Айлингтону.
Сирилла знала, что знатоки искусства частенько посещают такие заведения в надежде купить произведения художника ныне безвестного, но который завтра, быть может, станет знаменитым. Тогда их приобретение неизмеримо возрастет в цене.
Тем временем маркиз переступил порог и очутился в крошечном холле, который от присутствия такого значительного лица стал как будто еще меньше.
Сирилла прошла вперед и открыла дверь в гостиную.
Комната была небольшая, но маркиз отметил, что обставлена она с большим вкусом, за которым угадывалась тщательно скрываемая бедность.
Изящные занавески, хотя и сшитые из дешевого материала, прекрасно гармонировали с обоями на стенах и обивкой дивана и стульев.
Маркиз огляделся, предполагая увидеть картины, но лишь более яркие пятна на слегка выцветших обоях свидетельствовали, что до недавнего времени там что-то висело.
Немного оглядевшись в помещении, он наконец внимательно взглянул на хозяйку. Маркизу показалось, что он грезит — перед ним наяву стояла «Мадонна с лилиями» Лохнера.
Она была так прекрасна, что скорее походила на мечту, чем на живого человека.
Изящные черты и огромные выразительные глаза девушки напомнили маркизу те чувства, которые он испытал, когда впервые увидел творение художника. Ему послышалось тогда, что где-то рядом звучат нежные звуки спинета.
«Чудо как хороша!» — подумал маркиз.
Девушка все так же удивленно смотрела на него. Только тут маркиз понял, что не слишком вежливо разглядывал ее, и слегка покраснел.
— Не соблаговолите ли присесть, сэр? — проговорила Сирилла.
Маркиз опустился в предложенное ему кресло, а девушка села напротив.
На ней было скромное муслиновое платье без всяких лент и украшений, но благодаря простоте покроя оно эффектно облегало изящную фигуру и очень ей шло.
Ее облик «мадонны» завораживал маркиза. Ему казалось, что он еще никогда не видел таких выразительных глаз, такого одухотворенного лица. Эту неземную красоту было даже трудно описать словами.
Наконец, понимая, что молчать дальше невозможно и что девушка ждет от него объяснений, он произнес:
— Меня зовут маркиз Фейн. Полагаю, это вы являетесь владелицей картины, якобы принадлежащей кисти Ван Дейка.
Он допускал, что она будет удивлена, но никак не думал, что удивление окрасит ее щеки таким восхитительным румянцем. «Словно солнце на рассвете», — пришло ему в голову поэтическое сравнение.
Затем на лице девушки появилось выражение испуга, и маркиз вдруг почувствовал себя так, словно причинил боль беззащитному ребенку.
Губы девушки дрогнули, но оттуда не раздалось ни звука. Подождав некоторое время, маркиз произнес мягким голосом, так ему несвойственным:
— Я узнал ваш адрес от человека по имени Соломон Айзеке. Он намеревается продать вашу картину Его Королевскому Высочеству принцу Уэльскому.
При этих словах Сирилла судорожно сжала руки — изящные и тонкие, достойные кисти самого Ван Дейка.
— Полагаю, вас не удивит, если я скажу, что сразу заметил сходство между мадонной Ван Дейка и мадонной на картине Лохнера — той, что Айзеке продал принцу несколько месяцев назад, — продолжал маркиз.
Сирилла в смущении опустила глаза, и ее длинные ресницы отбросили тень на щеки, ставшие вдруг мертвенно-бледными.
— Мне очень жаль… — пролепетала она дрожащим голосом.
— Если бы я не познакомился с вами, — продолжал маркиз, — то был бы так же введен в заблуждение картиной Ван Дейка, как до этого мы оба — Его Королевское Высочество и я — картиной Лохнера.
— Как это глупо с моей стороны… — еле слышно проговорила Сирилла.
— С вашей? — удивился маркиз. — Вы что, сами нарисовали их?
