Маргарет Барнс - Изабелла Прекрасная
Изабелла вскочила на ноги. Ей едва удалось сдержаться и не ударить его.
— Вы не имеете права говорить со мной, как с ребенком! — воскликнула она. — Разве я — не ваша жена? И уж если на то пошло, то разве мне не на что жаловаться, когда я все время пребываю в одиночестве, а вы все свое время проводите, развлекаясь с Гавестоном?
— И это благодарность за то, что мы с таким рвением продумываем план нашей коронации, чтобы отплатить за то гостеприимство и радушие, которыми наслаждались во Франции…
Но Изабелла резко прервала его оправдательную речь:
— Отдав ему половину подарков, сделанных вам моим отцом! Все ваши бароны возмущены, даже Маргарита была шокирована вашим поступком!
Как бы ни был Эдуард околдован Гавестоном, он понимал, что его неразумная щедрость по отношению к нему никак не могла быть оправдана. Вздыхая, он поднялся с кресла и, обняв за плечи, повернул ее рассерженное лицо к себе.
— Дорогая, простите, я не смел так разговаривать с вами, — извинился он с такой теплотой и нежностью, которая заставляла всех его личных слуг обожать его. — Но, говоря по правде, я действительно очень тревожусь. — Он снова прошел к окну. — Завтра утром они опять собирают совет, предъявят мне проклятый ультиматум, и мне придется дать им ответ.
Пугающая перспектива развертывающихся событий заставила Изабеллу позабыть о своих собственных переживаниях.
— Но как они смогут не допустить коронации, если до начала процессии осталось всего несколько часов?
— Вот в этом-то и заключается их хитрый расчет. Ставят меня в безвыходное положение, зная, что у меня в запасе нет времени. Очевидно, это идея Пемброка. Хотя он и не такой воинственный, как другие, но умнее их всех вместе взятых.
Всем сердцем она молча призывала его: «О, любовь моя. Отошли Пьера Гавестона, как они желают. Как желаю я. Мы будем очень счастливы. Вскоре, когда ты забудешь его красоту и обаяние, которыми он околдовал тебя, ты, возможно, полюбишь меня. Когда мы останемся одни, мы станем ближе. Ведь у нас так много общего».
Но она промолчала, боясь, что он станет насмехаться над ее ревностью, и еще ей хотелось научиться сдерживать себя.
— И что вы им завтра ответите? — спросила она спокойно.
— Что, как только меня коронуют, я соберу Парламент. Что я сделаю так, как решит Парламент.
— Вы действительно дадите им подобное обещание?
Она почувствовала, как все те смелые надежды, которые она испытывала во время венчания, вернулись к ней. Она даже не обратила внимания на то, что Эдуард ушел от ответа.
— Мне очень жаль, что так произошло, Изабелла, дорогая, — повторил он. — И я помню, что это также и ваша коронация, поэтому хочу, чтобы этот день стал для вас счастливым.
Она не замедлила откликнуться. Она потянула его обратно в кресло и, усевшись на ручку, прижалась к мужу с нежностью и любовью.
— Я знаю, что часто бываю ревнива. Иногда дома я даже ревновала родителей к братьям, потому что девочки всегда занимают в сердце родителей второе место, — призналась она, прижимаясь к его гладко выбритой щеке.
Он взял ее тонкие пальчики в свою ладонь.
— Я не хочу, чтобы моя жена занимала второе место. И я хочу, чтобы она хорошо относилась к моим друзьям, — сказал он, невесело смеясь. — Тогда нам всем было бы намного приятнее жить.
— Разумеется, я постараюсь, — пообещала она, думая, что для нее это не составит труда, если только Гавестон уедет.
— Боюсь, как бы не было слишком поздно, — вздохнул Эдуард.
— Похоже, вы во многом зависите от Гавестона. Вы давно его знаете?
— С четырнадцати лет. Теперь, вспоминая свое детство, я понимаю, что до его прибытия был ужасно одинок. Вы и сами знаете, Изабелла, какими одинокими чувствуют себя члены королевской семьи. Меня не воспринимали, как обычного человека, хотя мне так хотелось этого. Только Пьер относился ко мне иначе.
— Но почему вы чувствовали себя одиноким, когда у вас были такие прекрасные и любящие родители? — спросила Изабелла, думая о собственной дружной семье.
— Отец всегда был в походах, и моя матушка часто сопровождала его, так что я почти ее не помню. Он подарил мне замок, когда я был еще слишком мал — мне было всего десять лет. Но он говорил, что ответственность превращает мальчиков в мужчин. Хотя, возможно, он сделал это для того, чтобы сам мог заниматься тем, что интересовало его гораздо больше, чем я. В его представлении, да и других тоже, я, несомненно, был с самого рождения предназначен для того, чтобы мужественно продолжать дело отца. Эдуард Карнаваронский. Некто, кто рожден для того, чтобы править и воевать. — Менее воинственный Эдуард повернулся к ней и улыбнулся смущенно, как бы умоляя понять его. Казалось, он совсем забыл, что, когда ему было выгодно, он смотрел на нее, как на несмышленого ребенка. — Знаете, Изабелла, ужасно тяжело быть сыном героя.
— Могу представить, что это действительно трудно, хотя, наверное, многие не понимают и завидуют вам. — Она взяла его руку и прижала к своей груди. — Но ведь это же естественно, что ваши родители хотели видеть в вас достойного продолжателя? Когда у нас будет сын, вы же тоже захотите, чтобы он вырос умелым правителем и отважным воином, разве не так?
— Больше всего на свете хочу этого. Не столько ради себя, сколько ради него.
Изабелла была одновременно и удивлена, и обрадована горячностью, с которой он отозвался. Ее гордое королевское воспитание не допускало возможности иметь сына, который бы проводил время в праздности.
— И Пьер, приехал жить с вами, когда вам было четырнадцать? — напомнила она.
— Да. Он на год или два старше меня. Все начала подсмеивались над ним, потому что, приехав из наших заморских владений, он казался им иностранцем, да к тому же он был беден. Его отец почти все потерял в войнах моего отца. У бедняги Пьера даже не было учителя, как у всех нас. Лишь преданный чудак-слуга по имени Дракон.
— Какое чудесное и милое имечко! — засмеялась Изабелла.
— Если оно настоящее… Возможно, его придумал Пьер. Он всегда придумывал множество интереснейших вещей. После его появления жизнь неожиданным образом стала живей, она приобрела какой-то новый смысл. Я полюбил его…
— А другие?
— Они недолго насмехались над ним. Он спокойно относился к насмешникам — до определенного момента. А затем наносил обидчику удар, и удар этот бывал довольно болезненным. — Эдуард вытянул свои длинные ноги и засмеялся, очевидно, что-то вспомнив. — В конце концов они оставили его в покое. Хотя ему и завидовали, но он никогда не держал на них зла. Их, конечно, еще раздражало, что мы с ним всегда оказывались победителями во всех турнирах и самыми удачливыми охотниками. И, разумеется, то, что юный Гилберт, сын моей сестры, во всем подражал ему.
