Барбара Картленд - Стихия любви
Альдора говорила так, словно не понимала, что тут объяснять. Герцог, раздраженный ее тоном, резко бросил:
— Может, объясните? Я не понимаю.
— Здесь нечего понимать, — отозвалась Альдора. — Либо у вас есть чутье, как говорят цыгане, либо у вас его нет!
— И у вас оно есть?
— Да.
— Ну а я, видимо, подобным чутьем не обладаю!
Она повернулась и внимательно посмотрела ему в лицо.
Герцог заметил, что в ее серых глазах сверкают золотые искорки, словно в них глубоко-глубоко спрятался солнечный лучик.
Ему показалось, что она пытается проникнуть взглядом в самую его сущность.
Через мгновение она сказала:
— Вы любите лошадей, и они занимают большое место в вашей жизни. Вы могли бы развить подобное чутье, если бы поверили. Но сейчас вы не верите, так что это маловероятно.
— Поверил бы во что? — спросил герцог, совершенно ошеломленный.
Неожиданно Альдора улыбнулась, показались ямочки на щеках.
— А вот это, ваша светлость, — с легкой иронией в голосе произнесла она, — вам придется узнавать самому!
С этими словами она ушла, словно разговор был окончен.
Герцог пришел в ярость: еще ни одна женщина ни разу не позволила себе подобным образом оборвать разговор с ним, тем более что он желал его продолжения.
Но Альдора исчезла из виду и появилась лишь тогда, когда скачки закончились и все гости уже уселись в фаэтон, который должен был отвезти их обратно в Беркхэмптон-Хаус. Альдора заняла свое место, затем выглянула из окна и помахала своим многочисленным друзьям. Они кричали ей вслед какие-то комплименты и махали шляпами.
Герцог не переставал удивляться тому, что маркиза позволяет дочери вести себя подобным образом.
Ее светлость как будто не замечала того, что происходило вокруг Альдоры.
В тот вечер хозяева дома устроили прием на тридцать человек.
Герцог не удивился, узнав, что к дому специально пристроили огромный бальный зал, а из Лондона пригласили модный в те дни оркестр;
Фенелла с восторгом ждала, что вскоре сможет потанцевать с герцогом.
— Я мечтала об этом с тех пор, как впервые увидела вас, — сказала она.
— Я хотел бы держать вас в объятиях не только во время танца, — отозвался герцог.
— Я хочу и того, и другого, — нежно проговорила она. — Уверена, что танцуете вы так же божественно, как, видимо, делаете все в этой жизни.
В ее голосе прозвучал откровенный намек.
Герцог спокойно принимал подобные комплименты, он знал себе цену. Но его задело, что среди всех его талантов не оказалось так называемого «чутья», о котором говорила Альдора.
Герцог, впрочем, был абсолютно уверен, что все это вздор. Он не верил ни в какие сверхъестественные способности вроде ясновидения или предчувствия.
И все же Альдора заранее была уверена в победе Золотого Рассвета. Как он позже узнал, ставки на эту лошадь были сорок против одного.
«Что-то в этом есть сомнительное», — подумал герцог с подозрением.
Откуда молоденькой, хорошо воспитанной девушке, едва успевшей выйти в свет, могло быть известно о подобных вещах?
Как член жокей-клуба герцог прекрасно знал, что на ипподроме, особенно на таких скачках, имеют место всяческие козни, уловки и интриги, которые, как правило, бывает почти невозможно доказать или предотвратить.
Но он не мог поверить, что об этом может быть известно юной неопытной леди.
Но если она и вправду обладала столь редкой интуицией, что могла безошибочно определять победителя, это, бесспорно, был бесценный дар богов. Не зря с таким энтузиазмом об этом говорили поклонники Альдоры, которые окружали ее во время скачек.
— Сорок против одного! — пробормотал герцог.
Затем он вспомнил, что почти все его знакомые поставили на предполагаемого фаворита и потеряли свои деньги.
Альдора спустилась к обеду изысканно одетая, и герцог понял, что здесь не обошлось без забот ее матери.
Она выбрала для дочери бледно-зеленое платье. Волосы Альдоры украшала диадема из живых листьев.
Девушка была похожа на лесного эльфа, и герцог почувствовал, что этой девушке больше по душе природа и свежесть раннего утра, чем торжественный блеск бального зала.
Наверное, подобное ощущение возникло у него еще тогда, когда он увидел ее утром верхом на лошади, с легкостью преодолевающей сложнейшие барьеры.
Лошадь под ней словно становилась крылатой.
«Я совсем не хочу думать об этой девушке», — напомнил себе герцог.
Тем не менее он поискал ее глазами и увидел, что она танцует с каким-то молодым офицером из королевской охраны. Альдора смеялась так искренно и непринужденно, что казалось, сама природа смеялась вместе с ней.
Когда танец закончился, Фенелла увела герцога на открытую лужайку.
Как и накануне, небо было усыпано яркими звездами, лунный серп висел на ночном небосклоне.
Они немного прошлись по саду, и герцог почувствовал, что Фенелла нарочно удаляется от дома, чтобы побыть с ним наедине. Она ждала его поцелуев, готовая упасть к нему в объятия.
Подобное нетерпение слегка коробило герцога.
Они остановились возле тисовой изгороди по другую сторону лужайки. Фенелла повернулась к герцогу, стараясь заглянуть ему в глаза. Серебристый свет луны падал на лицо влюбленной женщины.
— О, дорогой! — ласково шептала она. — День был таким длинным! Я еле дождалась вечера, чтобы иметь возможность остаться с вами наедине!
Герцог холодно думал, что еще никогда в жизни не встречал столь красивой женщины. Но почему-то страсть не разгоралась в нем. Ему даже не хотелось заключить ее в объятия.
Тогда Фенелла сама обвила его шею руками и прильнула к нему.
Герцог чувствовал это нежное упругое тело, аромат ее экзотических духов щекотал его ноздри, но ответное желание не просыпалось в нем. Она начала покрывать его лицо и губы страстными, зовущими, молящими поцелуями.
Герцог обнял ее, а Фенелла крепче прижалась к нему всем телом, волнуя и возбуждая его.
Губы герцога отвечали на поцелуи подруги, но мысли были далеко. Ему вдруг пришло в голову, что, возможно, Альдора чувствует, что происходит в этот момент, и в ее глазах все те же ненависть и презрение.
Глава 3
Второй день скачек прошел по той же программе, что и первый. Однако всех участников скачек — и лошадей, и жокеев, и их помощников, казалось, воодушевил успех первого дня, и теперь состязания стали еще более азартными и захватывающими.
То же можно было сказать и о дамских туалетах: декольте стали глубже, шляпки украшены пышнее и ярче, а личики дам казались еще красивее.
Герцога интересовали только скачки. Он часто уходил с трибуны и спускался вниз, чтобы побеседовать с участниками очередного заезда, осматривал лошадей. Фенелле это явно не нравилось. Каждый раз она недовольно и обиженно поджимала губки.