Бертрис Смолл - Экстаз
— Но я королева! Ты должен делать как приказано, иначе попадешь на рудники!
— Когда-нибудь я стану королем, и тогда все будет по-моему, — лукаво возразил Дагон. — А если пошлешь меня на рудники, так и не узнаешь несказанной сладости, которую могу дать тебе лишь я один, Халида, моя прекрасная королева! — Он обнял ее и прижал к груди. — Я хочу тебя.
Но тут Дагон увидел в ее глазах неподдельный страх и, немедленно отпустив Халиду, взял из корзины розовое растирание.
— С твоего разрешения, я помассирую тебя.
Халида повернулась на живот, и Дагон принялся втирать жидкий крем в ее спину. По комнате разлился запах абрикосов. Руки Дагона двигались ритмично и успокаивающе, и вскоре он почувствовал, как ее мышцы начинают расслабляться. Сама того не понимая, Халида дала ему средство завоевать ее. Он готов был поставить на кон свою жизнь, поспорив, что она никогда не испытывала истинной страсти и, вероятно, страшилась чего-то подобного. Первый же мужчина, который привнесет в ее жизнь истинную радость, станет тем, в кого она влюбится и сделает своим супругом. Но убедить ее отдаться без страхов и сомнений будет нелегко. Однако этого нужно добиться именно сегодня, пока Зирас не вздумал вмешаться и воспрепятствовать Халиде видеться с Дагоном.
Дагон продолжал трудиться. Откинув ее изумительные волосы, он наклонился, чтобы поцеловать Халиду в нежный надушенный затылок. Его пальцы осторожно, но сильно впивались в ее плечи. Халида что-то довольно бормотала, особенно когда по ее спине разлилась новая порция абрикосового растирания. Он стал мять округлые ягодицы, время от времени проводя пальцем по соблазнительной канавке, разделяющей упругие половинки. Широкие ладони скользили по атласной мягкости бедер, раздвигая их, нежно лаская.
Халида мурлыкала от удовольствия. Она не ожидала, что вечер обернется именно таким образом. Обычно рабов только что не подавали ей на блюде, словно сладости, и она выбирала, с кем провести ночь. Конечно, она возбуждала раба, иногда позволяла ласкать и даже целовать себя. Потом объезжала, словно очередного скакуна, и, дождавшись, пока он изольется, немедленно отсылала. Они редко говорили с ней, хотя некоторые бормотали нежности, и только самые дерзкие осмеливались погладить ее груди. И уж конечно, ни один не предлагал ничего запретного и не массировал ее так искусно.
Халида часто гадала, почему остальные женщины так суетятся и охают при воспоминании о ночи, проведенной с мужчиной. Королева брала любовников, потому что так полагалось, но находила подобные занятия откровенно скучными. Никто из целой череды рабов ничем не привлек ее внимания и не затронул сердца. Но сегодня все было по-другому. Боязнь смешалась с возбуждением — она давно уже не проводила время так чудесно. К чему он способен ее склонить? И позволит ли она ему завести себя так далеко?
Она ничего не страшится! Она королева!
Он осторожно повернул Халиду на спину и уселся на ее бедра. Прикосновение твердых ягодиц к ее чувствительной коже странно волновало. Халида не сознавала, что щеки ее горят огнем. Сапфировые и изумрудные глаза встретились. Дагон улыбнулся, слабо, понимающе, плеснул жидкость из хрустального флакона прямо на ее живот и начал втирать легкими круговыми движениями. Халида вздохнула от восторга. Великолепно! Даже банщицы не могли доставить таких чудесных ощущений! Все тело пульсирует несказанным возбуждением!
Халида громко охнула, когда он начал намазывать ее груди, и, словно завороженная, не отрывала взгляда от его больших рук. Бронза на тонкой слоновой кости, легкие летучие прикосновения, длинные пальцы, нежно потирающие соски…
Веки Халиды медленно опустились. Он на мгновение прижал пальцы к ее губам, и она, не удержавшись, их поцеловала. Но он тут же отнял руку, лаская ее лицо, любовно обводя каждую черту.
— Ты так прекрасна, — тихо выговорил он, — но, конечно, знаешь это, моя королева. Как можешь ты смотреться в зеркало и не видеть собственной прелести, моя драгоценная любовь?
И, нагнув темную голову, впился губами в ее сосок. Теплая влага его рта заставила ее распахнуть глаза. Из груди снова вырвался тихий крик. Другие мужчины ласкали ее груди, но ни один не поклонялся им, словно святыне.
Дагон продолжал сосать со всевозрастающей силой, и Халида ощутила странный жаркий поток внизу живота, в потаенном женском месте, ощутила и вздрогнула от изумления и восхищения. О, как нравится ей эта пульсирующая дрожь!
Она негромко застонала. Дагон снова поднял голову, но тут же припал к ее груди, убедившись, какое наслаждение ей дарит. На этот раз он принялся за другой сосок: лизал, обводил языком, пока Халида не начала извиваться под ним, не в силах себя сдержать.
Он подался вперед, целуя ее все жарче, раздвигая языком губы, и наконец добился своего: их языки вступили в любовный поединок. «Теперь, — спокойно подумал он, — пришло время для настоящего обольщения».
Он трудился над ее губами, как пчела, добывающая нектар из цветка. Халида что-то бормотала, неустанно двигаясь, не находя покоя. Но его губы продолжали прокладывать длинную цепочку жгучих поцелуев по ее телу, словно клеймя трепещущую плоть.
— Ч-что ты со мной делаешь? — охнула Халида дрожащим голосом.
Дагон приподнялся и взглянул ей в глаза.
— Ты веришь, что я не причиню тебе зла, моя королева? Если да, я дам тебе наслаждение, которого ты никогда раньше не ведала.
И пока она раздумывала, он неожиданно с изумлением понял, что в самом деле она ни разу не изведала радостей плоти.
— Д-да, — прошептала она, дивясь, уж не сошла ли с ума, если дала над собой волю этому человеку! Но Халида попросту не могла с собой совладать. Тело наполнилось восхитительной истомой, и она, пораженная открывшимся ей собственным невежеством, стремилась узнать больше. Правда, Зирас всегда предупреждал ее об опасности, поджидающей тех, кто позволял телу править разумом, но знал ли он, о чем говорил? А если знал, почему мешал ей испытать подобную сладость? Ничего, он за все ей ответит, но сейчас она сгорает от любопытства.
Дагон дал Халиде несколько минут, чтобы принять решение, но потом вновь принялся за дело, в надежде, что естественное любопытство не позволит ей остановиться. И оказался прав. Он принялся покусывать мягкую плоть ее бедер, и они раздвинулись сами собой. Такого же поцелуя удостоился ее венерин холм. Ее ноги разошлись еще шире. Язык Дагона пробежал по сомкнутым створкам. Халида задрожала, но Дагон раздвинул розовые лепестки и кончиком языка коснулся того бугорка, где, казалось, сосредоточилось ее наслаждение. Дыхание с шумом вырывалось из груди Халиды. Она будто теряла рассудок, по мере того как сладострастие все возрастало.
