Филиппа Грегори - Другая королева
Господи, земли не видно. Внизу тьма, и воет ветер. Я цепляюсь за оконный столб, словно не могу его отпустить. Агнес побелела от страха, лицо проводника спокойно. Если уходить, то уходить сейчас. Я отпускаю надежную каменную арку, тянусь и берусь за веревку. Потом шагаю в воздух. Чувствую, как веревка натягивается и делается такой ужасающе тонкой, и начинаю идти спиной вперед в темноту, в ничто, отталкиваясь ногами от огромных камней стены, а мои юбки надувает и полощет ветер.
Поначалу я не чувствую ничего, кроме ужаса; но по мере того, как я делаю шаг за шагом, уверенность моя растет. Я чувствую, как проводник понемногу выпускает веревку. Смотрю вверх и вижу, сколько я уже прошла, но вниз взглянуть не решаюсь. По-моему, у меня получится. Меня охватывает радость от того, что я свободна, она растет, пока мои ноги, упирающиеся в стену, не начинают дрожать. Я неистово счастлива от дыхания ветра мне в лицо, даже от того, какая огромная пустота расстилается подо мной; счастлива от того, что выбралась из замка, где они думали меня заточить в душных комнатах, счастлива, что снова взяла жизнь в свои руки, хотя и болтаюсь на конце веревки, как форель на крючке. Счастлива, что я снова стала собой – женщиной, которая держит жизнь в своих руках.
Земля подкатывает мне под ноги могучим тайным рывком, я поднимаюсь, развязываю веревку и трижды с силой за нее дергаю, чтобы ее втянули обратно. Рядом со мной стоят мой паж и Мэри Ситон, которая всю жизнь при мне. Моя служанка спустится следом; моя вторая придворная дама, Агнес Ливингстон, потом.
Стражники возле главных ворот беспечны, я вижу их на фоне светлой дороги, но они не замечают нас на фоне темной стены замка. Скоро их должны отвлечь: загорится амбар, они побегут тушить пожар, а мы ринемся к воротам, куда галопом подъедут лошади, и каждый всадник будет вести в поводу свободного коня. Самый быстрый – мой, и мы умчимся прочь, прежде чем они заметят, что нас нет.
Я стою спокойно, не переминаясь с ноги на ногу. Я взволнована, я чувствую, что сильна и полна стремления бежать. Кажется, я могла бы добежать до Норталлертона, даже до моря в Уитби. Я чувствую, как струится во мне моя мощь, могучее молодое желание жить, растущее все быстрее от страха и волнения. Оно стучит в моем сердце, трепещет в пальцах. Боже милосердный, я должна быть свободна! Я – женщина, которая должна быть свободна. Лучше умереть, чем потерять свободу. Правда, я лучше бы умерла, чем лишилась свободы.
Я слышу тихий шорох, когда Рут, моя служанка, выбирается из окна, потом шелестят ее юбки – проводник начинает ее опускать. Я вижу ее темную тень, тихо спускающуюся по стене замка, потом внезапно веревка дергается, и она взвизгивает от страха.
– Шшш! – шиплю я ей, но она в шестидесяти футах надо мной, она не слышит.
Ледяная рука Мэри проскальзывает в мою. Рут не двигается, проводник ее не опускает, случилось что-то страшное, потому что Рут падает, как мешок с тряпьем, веревка над ней ходит ходуном, и мы слышим жуткий крик, когда Рут выпускает ее.
Звук, с которым она ударяется о землю, чудовищен. Она точно сломала спину. Я тут же подбегаю к ней, она стонет от боли, зажав рот рукой – даже сейчас она старается не выдать меня.
– Ваше Величество! – тянет меня за руку Мэри Ситон. – Бегите! Они близко.
Я мешкаю лишь мгновение, глядя на бледное лицо Рут, искаженное мукой. Она затолкала в рот кулак, пытаясь не кричать. Я смотрю на главные ворота. Стражники, услышав крик, повернулись к замку, один бежит к нам, кричит другому, кто-то тащит факел от ворот. Они похожи на гончих, берущих след.
Я набрасываю на голову капюшон, чтобы скрыть лицо, и, согнувшись, ныряю в тень. Может быть, нам удастся обежать замок и выйти из задних ворот. Может быть, там есть какая-нибудь сторожка или что-то, где мы сможем укрыться. Потом в замке раздаются крики, в моих покоях подняли тревогу. Ночь тут же озаряется мечущимся пламенем факелов, и стражники кричат: «Эй! Эй! Эй!» – как охотники, как загонщики, поднимающие дичь.
Я бросаюсь из стороны в сторону, сердце мое колотится, я готова бежать. Но теперь нас заметили в свете факелов на фоне темной стены замка, и поднялся общий вопль: «Вон! Вон! Вон она! Отрезай ее! Заходи сбоку! Вот она! Загоним ее!»
Я чувствую, как отвага моя уходит, словно я истекаю кровью, я леденею. Во рту у меня вкус поражения, похожий на холодное железо, как мундштук для необъезженной кобылки. Хочется сплюнуть этот горький вкус. Хочется бежать, броситься ничком на землю и плакать, томясь по свободе. Но королева так не поступит. Нужно найти в себе смелость сбросить капюшон, выпрямиться и встать во весь рост, когда они подбегают и тычут в меня факелами, чтобы понять, кого изловили. Нужно стоять спокойно и гордо, меня должны увидеть королевой, пусть я и одета как служанка, в черный дорожный плащ. Нужно вести себя как королева, чтобы со мной не обошлись как со служанкой. Сейчас, в этот миг моего унижения, нет ничего важнее, чем сохранить королевское величие. Я королева. Смертный не может меня касаться. Мне нужно окружить себя чарами монаршей власти – одной, в темноте.
– Je suis la reine[13], – произношу я, но голос мой слишком тих.
Я слышу, как он дрожит от горя. Я выпрямляюсь, поднимаю подбородок и говорю громче:
– Я королева Шотландии.
Слава богу, они меня не хватают, они даже не касаются меня. Я бы, наверное, умерла от стыда, если бы на меня снова посягнули простолюдины. Воспоминание о руке Ботвелла у меня на груди, о его губах – на моей шее, жжет меня и сейчас.
– Предупреждаю! Не смейте меня трогать!
Они встают вокруг меня, опустив факелы, словно я ведьма, которую можно удержать лишь огненным кольцом. Кто-то говорит, что едет лорд Талбот, граф Шрусбери. Он обедал с сэром Фрэнсисом Ноллисом и лордом Скроупом, и они сообщили ему, что шотландская королева хотела бежать, как тать в нощи, но ее поймали.
Так-то он и видит меня впервые, прибежав на неверных ногах, с нахмуренным от тревоги лицом. Он видит, как я стою одна, в черном плаще, со сброшенным капюшоном, чтобы каждый мог меня узнать и понять, что меня нельзя трогать. Королева-помазанница, королева по крови с белым лицом. Королева во всем, властная в своем непокорстве, королева по осанке и позе – королева без трона.
Я – загнанная королева.
1568 год, зима, замок Болтон: Джордж
Они окружили ее с факелами в руках, словно ведьму, которую вот-вот сожгут. Подбегая, дыхания у меня уже нет, в груди теснит, сердце колотится от внезапной тревоги, я ощущаю, как вокруг нее все замерло, словно ее преследователи оцепенели от чар. Словно она и в самом деле ведьма, и один взгляд на нее обратил всех в камень. Одной рукой она придерживает отведенный с лица капюшон, я вижу ее темные волосы, остриженные неровно и коротко, как у уличного мальчишки, белый овал ее лица и сияющие темные глаза. Она смотрит на меня без улыбки, и я не могу отвести взгляд. Мне надо бы поклониться, но я не могу. Надо бы представиться, ведь это наша первая встреча; но я не могу найти слов. Кто-нибудь должен был меня представить, надо было послать герольда, чтобы объявил мои титулы. Но я чувствую себя перед ней, словно голый: есть лишь она, и есть я, и мы стоим лицом к лицу, как враги, глядя друг на друга поверх огня.
