Барбара Картленд - Свет луны
Во время этой оргии произошло нечто такое, что полностью уничтожило все представления Неомы о приличиях. Одна дама, сидевшая неподалеку, вдруг громко произнесла:
— Я хочу справить нужду!
Мгновение Неома сомневалась, правильно ли поняла она эту даму. Неома не могла допустить, что женщина способна вести себя столь непристойно, особенно в присутствии мужчин. Но когда эта дама встала и, шатаясь, направилась к двери, Неома поняла, что это прекрасная возможность для нее уйти отсюда.
— Я пошла спать, — прошептала она Перегрину, но он не услышал ее.
Поспешно выйдя из зала и оказавшись в коридоре, Неома без оглядки побежала, чтобы быть подальше от этого мерзкого места. Она быстро поднялась по лестнице, а когда добралась до своей комнаты и закрыла за собой дверь, то еще долго стояла неподвижно, словно прислушиваясь, не бежит ли кто-нибудь за ней. Неома вспомнила о служанке, которая помогла бы раздеться. Но сейчас ей совершенно не хотелось разговаривать с кем-либо. Было лишь одно желание — остаться одной и побыстрее стереть из памяти то, что пришлось ей наблюдать на званом обеде.
Медленно раздевшись, она произнесла вечернюю молитву, вспомнив свою мать и умоляя помочь ей спасти Перегрина.
«Он такой еще юный, неопытный, мама! — молила Неома. — Маркиз и его друзья оказывают дурное влияние на Перегрина. Ведь может так случиться, что он станет думать, что следует вести себя так, как ведут себя все эти развратные джентльмены. Я уверена, папа никогда… никогда так не повел бы себя!»
Уже в постели Неома подумала, что ей трудно будет заснуть. Перед глазами возникали образы полуобнаженных дам и целовавших их кавалеров. Но Неома очень устала, тем более что накануне ночью ей пришлось спать всего несколько часов из-за подготовки к этой поездке, поэтому вскоре она заснула так крепко, что даже не видела снов…
Сквозь занавески пробивался рассвет. Она встала с постели и подошла к окну. Отодвинув занавеску, Неома посмотрела в окно и призналась себе, что, каким бы ужасным ни был Сит изнутри, внешне он был прекрасен.
Ранние солнечные лучи делали золотистой зеркальную гладь озера, по которой плавали величавые лебеди. В парке под деревьями были заметны следы оленя. Очевидно, оленей здесь было много. Зеленые газоны, цветочные клумбы и кустарники под уклоном спускались к озеру и пестрели многообразием красок.
Было около шести часов. Неома подумала, не пойти ли ей прогуляться и насладиться красотой Сита. На скачки все поедут только в полдень. Она была уверена, что после ночной оргии гости слишком устали и многие из них чувствуют себя плохо.
Интересно, что с Перегрином? Наверняка ему очень плохо. Ему всегда бывает плохо, когда он выпивает лишнего. Неома ненавидела маркиза за то, что он пригласил Перегрина и Чарльза на это отвратительное зрелище, заставив вести себя подобно животным.
«Я совершенно права в том, что маркиз превратил всех в свиней, — подумала Неома. — Но зачем? Зачем ему все это надо?»
Без сомнения, маркиз был единственным человеком за столом, кроме нее самой, чье поведение было приличным. Она подозревала, что маркиз выпил совсем немного. Он сидел и молча смотрел на разврат, царивший в зале, так, будто был на просмотре спектакля.
«Как это ужасно и отвратительно!»— подумала опять Неома, вспомнив о Перегрине.
Сейчас у нее было лишь одно желание — быстрее выйти на свежий воздух. Поэтому, умывшись, она совсем забыла накраситься. Но сначала надо было убедиться, что с Перегрином все в порядке. Открыв дверь, соединявшую их комнаты, она услышала храп. В комнате стоял запах перегара. Такого прежде с ним никогда не случалось, даже когда он изрядно выпивал. Занавески в комнате Перегрина были спущены, и Неоме потребовалось время, чтобы привыкнуть к темноте. Увидев, в каком положении спал Перегрин, она поняла, что он не был даже в состоянии позвать камердинера, чтобы тот помог ему раздеться, лишь вечерний фрак и туфли валялись на полу.
Подойдя ближе к брату, Неома посмотрела на его лицо. Даже в полутьме она заметила, что он был бледен, под глазами темнели синяки. Галстук был смят, а вечерняя рубашка, которую тщательно отстирывала и утюжила Неома, залита портвейном. На вечерних панталонах также оказались следы от вина.
Неома вздохнула. Ей хотелось сразу же замочить рубашку и попытаться отстирать пятна от вина. Вряд ли у нее будет возможность в ближайшее время купить ему новую. Но она понимала, что беспокоить сейчас Перегрина не стоит. Она жалела брата. Для нее он был совсем еще мальчиком, легкоранимым и слабым.
«Надо поговорить с ним, чтобы мы как можно быстрее уехали из этого страшного места», — говорила себе Неома, однако понимала, что лучше подождать с этим разговором, пока он не придет в себя.
Подняв с пола фрак, она повесила его на спинку стула и вышла из комнаты. Неома была уверена, что ни с кем не встретится по дороге, поэтому не стала надевать капор. У себя в поместье она любила гулять без головного убора, чтобы лучше ощущать утреннюю прохладу. Сейчас ей очень захотелось освежить голову, заглушить страх и беспокойство, мучившие ее с вечера.
Быстро пройдя по коридору, она спустилась по лестнице. Двери парадного вестибюля были открыты.
Очевидно, слуги уже занимались уборкой после ночной оргии. Помнится, мать Неомы говорила, что в больших домах слуги встают очень рано. Поэтому, увидев лакеев с подносами, уставленными пустыми бокалами, и служанок, чистивших ковры, она не удивилась. Однако слуги изумленно посмотрели на нее, когда она прошла мимо и поздоровалась.
Выйдя во двор, девушка вдохнула полной грудью прохладный воздух и почувствовала себя так, как будто вырвалась из плена. Сначала Неома хотела пойти к озеру, но передумала, опасаясь, что кто-нибудь из гостей маркиза, а может быть, он сам могли увидеть ее из окна и удивиться такой ранней прогулке. Она посмотрела в сторону западного крыла здания и решила, что там должны находиться конюшни. Несколько раз она бывала с отцом в больших поместьях, где конюшни располагались недалеко от основного здания. Посещение конюшен всегда заканчивалось тщательным осмотром хозяйских лошадей.
Неома прошла к западному крылу дома и, повернув за угол, оказалась под сводчатым проходом. Он был сделан из такого же камня, что и основное здание, и увенчан гербом маркиза. Сквозь арку были видны две длинные постройки, расположенные по обе стороны вымощенного булыжником двора. Из-за полуоткрытых дверей доносилось тихое ржание.
Неома восхищалась лошадьми. Еще с детства она умела ездить верхом. Перегрин был лучшим наездником, но девушка все же не боялась состязаться с ним. Когда Неоме было только девять, она впервые отправилась с отцом на охоту. Она была бесстрашной девочкой, и скоро ей подарили пони. Неома помогала отцу и на тренировочной площадке, и в конюшнях. Часто она ездила с ним на охоту. Матери не нравилось, что дочь буквально не слезает с лошадей, однако отец подбадривал Неому и говорил, что она так же хорошо держится в седле, как и он сам. И эти слова отца были лучшей похвалой для Неомы.
Из-за нехватки денег им зачастую не хватало рабочей силы, Неоме приходилось самый ухаживать за лошадьми: и за теми, на которых она ездила, и за другими.
Животные чувствовали к себе доброе отношение со стороны Неомы и платили ей тем же. Даже самые неукротимые лошади становились с Неомой более покладистыми.
Войдя в конюшню, Неома медленно пошла вдоль стойла, что-то нашептывая лошадям, похлопывая их по гривам. Более ухоженных и красивых лошадей она еще не видела. Неудивительно, что маркиз собирался выиграть Дерби. Вдруг Неома услышала голоса, доносившиеся из соседнего помещения. Она приблизилась к полуоткрытой двери и заметила пожилого грума.
— А ну-ка, держи его хорошенько, — говорил он своему молодому помощнику, державшему под уздцы красавца коня, — сейчас я наложу компресс.
Неопытному конюху было нелегко удерживать строптивое животное, готовое взвиться на дыбы и лягнуть своих лекарей.
— Не могу я держать этого черта, мистер Хьюсон! Не могу, чтоб он сдох! — вскричал молодой парень.
Отпустив уздцы, он вышел из стойла. Лицо его было бледным, на лбу проступила испарина, он тяжело дышал. Было видно, что он боялся непокорного скакуна.
Открыв дверь конюшни, Неома сказала груму:
— Может быть, я смогу помочь? Старик удивленно посмотрел на нее.
— Ну что вы, мадам, как можно! Вам нельзя здесь находиться. Этот конь очень своенравный.
— Я не боюсь. Я думаю, что справлюсь с ним, — произнесла Неома, подходя к коню.
Грум уже поднял было руки, чтобы преградить ей путь, но вспомнил, что в руках у него горячий компресс.
— Нет, мадам… остановитесь… сюда никак нельзя! — кричал он, но Неома не обращала внимания на его крики. Пройдя в конец стойла, она встала спиной к яслям .
— Ну, что с тобой, мальчик? — спросила она спокойным тоном, так, как обычно разговаривала со своими лошадьми. — Тебя расстроили? Сейчас тебе будет лучше. Потерпи минутку, тебе станет лучше, и ты будешь очень доволен собой.
