Рексанна Бекнел - Роза Черного Меча
Соскочив с коня, Эрик обернулся к Розалинде и, подняв руки, положил ладони ей на талию, чтобы снять с седла и ее. Она наклонилась, оперлась руками на его плечи и, как только он поставил ее на землю, поспешила вернуться к разговору, который не считала завершенным.
— Затевать сейчас новую стычку с Гилбертом — бессмысленный риск, — начала она, не дожидаясь, пока он уберет руки с ее талии.
— Я не хочу говорить о Гилберте.
— Отец не станет тебе помогать…
— Обсуждать действия твоего отца я также не хочу.
— Но они найдут нас…
— В конце концов — да. Но еще не сейчас. А пока они нас ищут, у меня другое на уме.
Он привлек ее к себе. Она уперлась руками ему в грудь — надо же заставить его прислушаться к ее доводам. Но он не собирался отказываться от своих намерений и, наклонив голову, заставил ее принять его поцелуй.
И тут же рассыпались прахом все доводы рассудка, которые казались Розалинде такими основательными. В пламени, охватившем обоих, сгорели ее бессильные протесты. Но каким бы яростным ни был его натиск, каким бы жгучим ни был ее ответный порыв — не просто плотская страсть владела сейчас Розалиндой. Она прильнула к нему так, как могла бы припасть к источнику самой жизни, ибо у нее уже не оставалось сомнений, что без Эрика ей незачем жить. Если жизнь чего-нибудь стоит — они должны быть вместе.
Его рука скользнула по спине Розалинды, не оставляя без внимания и ласки ни один изгиб ее тела, а потом опустилась ниже, чтобы прижать ее к себе покрепче и дать ей почувствовать твердые контуры его тела. Она с готовностью откликнулась на этот молчаливый призыв: голова у нее слегка закружилась, и кровь радостно зашумела в ушах. Здесь бьет родник жизни, подумала Розалинда. У них двоих достаточно силы, чтобы породить новую жизнь.
В этот момент она поняла, что хочет родить ему ребенка, и счастливые слезы подступили к глазам.
— Я люблю тебя, — повторяла она едва слышно, не уклоняясь от его поцелуев. — Я люблю тебя. Люблю. Люблю…
Глухо застонав, Эрик поднял голову и спрятал ее в мягкий шелк волос Розалинды.
— Ах, проклятье, не в таком месте я хотел бы обладать тобой. Не на кучах листвы в руинах замка! — Он хрипло засмеялся, а потом вздохнул:
— Тебя следовало бы ласкать на шелковых простынях или на самых мягких мехах…
— Мне не нужны эти…
— Но они у тебя будут.
Он помолчал; сейчас его глаза поражали прозрачной ясностью
— Есть вещи, о которых я тебе не рассказывал, — сказал он тихо, не отводя от нее взгляда. — Но ты должна о них узнать
— Мне безразлично, что это за вещи, — перебила его Розалинда. — Просто приди и ляг рядом со мной. Мы устроим постель — одеяла у меня с собой. — Она погладила его по плечу и взяла за руку. — Пойдем.
Эрик молча взглянул на нее, словно вбирал в себя ее образ, а потом склонился к руке и поднес эту руку к губам. Один поцелуй он запечатлел на пальцах, другой — на нижней стороне запястья, третий — в самом центре ладони. Затем выпрямился и прижал руку Розалинды к груди, чтобы она почувствовала, как бьется его сердце
— Ты пришла ко мне, когда я не смел на это надеяться. За это, моя колючая Роза… — Его голос прервался, и дивный холодок пробежал по ее спине. — Моя Розалинда…
Они вместе занялись тючками с нехитрой поклажей, которые отвязали от седел, и пустили лошадей пастись на свободе. Из одеяла получился чудесный ковер. Из собранной листвы — ложе невиданной формы. Небеса раскинулись над ними, как голубой шатер, расшитый золотом, затмевающий своим сиянием самый великолепный из расписных церковных куполов. Пение бесчисленных птиц и стрекотание кузнечиков слились в ликующую серенаду, а вокруг расцветала красота, с какой никогда не сравнится прелесть творений человеческих рук.
Когда Эрик привлек Розалинду к себе, она знала, что ничего иного ей не нужно. Он осторожно снял с нее плащ, а потом обеими руками отвел длинные пряди с ее щек и пригладил их.
И ее пальцы также пробежали по его волосам, которые казались слишком мягкими и шелковистыми для такого загрубелого мужчины, как он. Подбородок Эрика был колючим из-за отрастающей щетины, но зато получался волшебный контраст: мягкие волосы, шершавый подбородок, мягкие губы. Ее пальцы скитались по его лицу, словно пытаясь изучить лицо ее мужчины. Розалинде открывалось все: и какие густые у него ресницы, и как вьются волосы у него на висках.
И как чувствительны его уши к ее прикосновениям.
Когда она легким касанием пальца обвела контур его уха, глаза у него потемнели и он с трудом вдохнул воздух, но не успела она вполне насладиться своими новыми познаниями, как Эрик уже стоял перед пей на одном колене, крепко прижимая ладони к ее талии.
— Платье нужно снять, — сказал он, неловко управляясь со шнурками на боках. Шнуровка была распущена, и его руки скользнули в открывшиеся прорези.
— Эрик… — только и смогла выдохнуть Розалинда, наклоняясь, чтобы поцеловать его макушку.
— Всем святым клянусь, из-за тебя у меня кровь загорается! С этим полузадушенным возгласом, все еще стоя на колене, он схватил ее в охапку и притянул к себе. Прижав к груди его голову, Розалинда замерла, упиваясь его близостью, его влечением к ней — и собственным влечением к нему. Потом он поднял голову, обратив к ней лицо, а она накрыла ладонями его щеки.
— Ты не хочешь мне показать, как приходит муж к жене, которая всем сердцем любит его?
— Которая любит его…
Голос Эрика дрогнул, но взгляд не отрывался от ее лица. Потом легкая улыбка осветила его резкие черты, и он встал из своего коленопреклоненного положения, не выпустив Розалинду из руки подняв ее над землей. Долгами показались обоим эти мгновения в тишине заброшенного замка, когда они просто смотрели друг на друга. И такой любовью полнилось сейчас сердце Розалинды, что, казалось, вот-вот оно разорвется.
Наконец он медленно опустил ее, и она почувствовала под ногами землю.
И снова они встретились в поцелуе, в нерасторжимом объятии, в тесном единении двоих. Шнурки уже не удерживали платье, и оно оказалось на земле; отлетели в сторону и его пояс и туника. Розалинда и Эрик вместе упали на их роскошную постель — постель из листвы и протертой шерстяной ткани, — не видя и не желая знать ничего, кроме друг друга.
— Ты воистину моя жена, Розалинда? Перед Богом и людьми?
Ответить было легко,
— Во веки веков, потому что ты мой муж.
— Ах… — Он опустил голову, коснувшись лбом ее лба. — Моя жена. Моя любовь.
Он перекатился на спину, так что она оказалась сверху. Вытянувшись во весь рост, она опиралась на его твердое и напряженное тело.
Его любовь.
