Янтарный след - Елизавета Алексеевна Дворецкая

Подойдя ближе, Снефрид различила возле дальней ивы черный силуэт привязанного коня. Сердце так билось от волнения, будто она договорилась о собственном похищении.

– Кто здесь есть? – вполголоса окликнула она.

– Я здесь, – кто-то, сидевший на лежачем стволе, поднялся ей навстречу, и Снефрид только по голосу узнала Свенельда.

Снефрид подошла к той же иве и остановилась, переводя дух и давая глазам приспособиться к свету звезд.

– Ваши шум не поднимут, что я у них женщину сманиваю? – спросил Свенельд, и по голосу было неясно, шутит он или серьезен.

– Они не должны заметить, что я ушла. И они мной не распоряжаются, никто из них, я сама распоряжаюсь собой, пока не встречусь с мужем.

– А тот кудрявый, который помоложе, смотрит так, будто он муж и есть.

– Ты очень проницателен, но это неправда. Послушай, – в одной руке сжимая жезл вёльвы, второй рукой Снефрид слегка коснулась груди Свенельд, приглашая сосредоточиться на деле. – Я не стала бы вмешиваться в твои дела, но если с тобой что-то случится, мне будет куда труднее попасть в Меренланд, а я ради этого проделала такой путь! У меня больше никого не осталось, кроме мужа, я хочу во что бы то ни стало его найти! Лейви говорил мне, что ты выдающийся человек… Я даже дома, в Свеаланде, слышала твое имя от тех людей, что были в твоем войске. И вдруг я вижу… это.

– И сейчас видишь?

– Сейчас… – Снефрид заглянула ему за спину, но в темноте нельзя увидеть темноту. – Я ее чую. Клянусь именем Великой Дисы, что хочу помочь тебе. Ты должен разрешить мне сотворить… некие чары, иначе мы ничего не узнаем. Я попробую заставить ее рассказать, кто ее послал и зачем.

Свенельд миг промедлил, но все же сказал:

– Твори. Я почему-то тебе верю.

Он не хотел снова увидеть во сне это черное пятно. Снова услышать призыв в Навь. В Снефрид он чувствовал силу, но не чувствовал коварства – а колдуний он в жизни повидал. Спутники, богатые торговцы, относятся к ней с уважением, хотя никому из них она не жена и не родственница. Олав сын Бьёрна, отец госпожи Сванхейд, дал ей свой перстень и поручил дочери о ней позаботиться, то есть при дворе конунга в Хольмгарде она могла стать важной особой. С нею был Лейви Рокот, хорошо известный Свенельду по сарацинскому походу. Но даже важнее этих доводов было необъяснимое чувство, что этой женщине можно доверять.

Снефрид отступила на несколько шагов. Подняла жезл вёльвы и заговорила:

Тень, отвечай!

Я спрашивать буду,

Правду реки,

Чтоб все мне открылось.

Кто тебя выслал

Мужу вослед?

Что приказал тебе

Чары творивший?

Во тьме позади Свенельда образовалось еще более черное пятно – будто некая рука стерла в этом месте свет звезд и луны, отраженный водой Волхова. Повеяло холодом, а потом раздался голос:

– Змей ты подколодный… Загубил ты мою внучку, жизни ее молодой лишил… Как ты нож холодный ей в грудь вогнал, так завтра и тебе вгонят… Как она ушла со свету белого, срока своего не доживши, так и ты не доживешь… Как она своего чада-первенца не увидела, так и ты своего не увидишь. Лишил ты ее радости дедов повстречать, отнял пути назад в род ее живой. Рабой брата своего, такого же змея ядовитого, сделал навек. Одна для тебя надежда – верни мою Уневу, верни к дедам ее, чтобы могла она в свой срок заново живой вернуться. А не вернешь – за тобою ходить буду, пока сам живота не лишишься… Да того ждать недолго…

Голос был глухой, скрипучий, скрежещущий и режущий слух: как будто по самим костям твоим скребут чем-то холодным и твердым, от этого все тело наполнялось противной болезненной дрожью, а душу заливал ужас беззащитности перед злом. Но хуже показалось другое: Снефрид ничего не понимала! Чернота говорила на незнакомом ей языке – видимо, славянском, на язык финнов или эйстов он не очень походил. Тем не менее Снефрид молча слушала, пока голос не смолк.

– Лихо твою мать… – протянул Свенельд.

Этих слов Снефрид тоже не поняла, но у нее мелькнула спасительная мысль.

– Ты слышал?

– Слышал я, ётуна того в корягу…

Свенельд оглянулся, но Снефрид уже взмахнула жезлом, прогоняя сущность, и черное окно схлопнулось, позади Свенельда снова блестела отраженным звездным светом вода на перекате.

Молча Свенельд шагнул обратно к иве и сел на землю, прислонясь спиной к стволу. Снефрид, с жезлом в руке, осторожно подошла, пошарила рукой по лежачему стволу, убедилась, что на нем можно сидеть, и тоже села. Еще помолчала и спросила:

– Что… он сказал? Я ничего не поняла.

– Я понял… – не сразу ответил Свенельд, но было ясно: он вовсе не горит желанием рассказывать, что такое он понял.

Во мраке Снефрид смутно различала движение: кажется, Свенельд тер лицо руками и ерошил волосы, стараясь прийти в себя. Она дала ему собраться с мыслями, потом тронула за плечо:

– Расскажи. Как я смогу помочь, если не знаю, в чем дело?

Свенельд еще раз глубоко вздохнул – и рассказал. Про зимний поход на Оку и Упу. Про гибель Годреда. Про его погребение, когда он сам выбрал в посмертные спутницы для брата самую лучшую из женщин Тархан-городца: Уневу, дочь Вратимира, князя оковских вятичей, молодую жену тархановского воеводы. Совсем молодую.

– Теперь она с ним в Валгалле и для своего рода оковского потеряна, – добавил Свенельд. – А это, видно, кто-то из родичей ее… Жуть эта сказала, «внучка». Видать, бабка ее. Живая сама, нет ли…

– Значит, кто-то из родных той женщины или прислал к тебе посыла[18], или сам таскается за тобой в виде духа? Ради мести? О Фрейя!

Снефрид встала с лежачей ивы и прошла несколько шагов, но побоялась споткнуться и вернулась. В мыслях мела метель, и ясным было одно: посыла нужно как можно скорее отогнать, иначе…

– Тебе нельзя идти на Бёдвара, пока мы не избавимся от посыла!

Она думала, что Свенельд воспротивится, но он кивнул:

– Нельзя. А то жена вдовой останется, а она сама не старше той… Эта хмарь сказала, изведет меня скоро.

– Но что же… – Снефрид в досаде взмахнула руками, все еще держа жезл вёльвы. Потом шумно вздохнула. – Обожди. Я… позову на помощь.

– Кого?

– Мне есть кого позвать. Не знаю, услышишь ли ты его… но не вмешивайся.

– Он такой страшный? – Свенельд понял, что она имеет