Решад Гюнтекин - Птичка певчая
Когда Кямран сбежал от старого болтливого гостя Азиз-бея и пришёл в сад, на качелях уже сидели Феридэ и Недждет. Феридэ раскачивалась что было сил. Недждет пронзительно визжал и карабкался ей на шею, словно котёнок.
Как десять лет тому назад, закричала тётка Айше:
— Феридэ, дочь моя, перестань безумствовать! Уронишь ребёнка!..
Непослушная Чалыкушу весело закричала в ответ:
— Ой, тётя, что вы волнуетесь? Ведь главный хозяин Недждета не жалуется. Верно, Кямран?
Феридэ по очереди качала ребят, чтобы доставить удовольствие каждому. Самой отчаянной трусихой оказалась семнадцатилетняя Нермин. Всякий раз, когда качели взлетали вверх, она громко вскрикивала.
Наконец Феридэ спрыгнула на землю. Волосы её растрепались и прилипли к потному лицу. Отряхивая с рук ворс от верёвки, она спросила:
— Ну, кажется, все катались?
Кямран нерешительно сказал:
— Ты забыла обо мне, Феридэ…
Чалыкушу беспомощно улыбнулась. Отказывать не хотелось, а согласиться она не решалась. Взгляд её скользнул по верёвке качелей, веткам дерева. Она ждала, что кто-нибудь со стороны поддержит Кямрана.
— Как же быть? Не знаю… — пробормотала она. — Мне кажется, качели не выдержат нас. Как ты думаешь, Мюжгян?
Мюжгян схватила рукой верёвку и спокойно посмотрела в глаза Кямрана.
— Дело не в верёвке… — сказала она. — Феридэ совсем замучилась. Взгляни на неё, Кямран. Мне кажется, грешно ещё утруждать уставшую женщину.
Феридэ хотела возразить, но, поняв тайный смысл слов и взглядов Мюжгян, смущённо и робко, как провинившийся ребёнок, опустила голову.
— Да, я очень устала.
И действительно, лицо Феридэ сразу потускнело, в глазах погасли задорные огоньки.
Продолжая пристально смотреть на Кямрана. Мюжгян тихо сказала:
— Ты ещё более бессердечен, чем я думала.
— Почему? — так же тихо спросил молодой человек.
Мюжгян отвела Кямрана в сторону.
— Не видишь, в каком она состоянии. Разве мало того, что ты разбил ей жизнь и сердце?..
— Мюжгян…
— Мы столько лет не виделись… Феридэ не выдержала горечи разлуки, забыла обиду, боль и приехала. Она почти выздоровела. А ты снова бередишь рану, которая только что затянулась… — на глаза Мюжгян набежали слёзы. — Я думаю о том, как будет мучиться несчастная завтра, уезжая… Да, Кямран, завтра Феридэ уезжает. Всё уже готово. Теперь она больше не рассказывает мне ни о своей жизни, ни о том, что у неё на душе. Внезапный отъезд для меня тоже неожиданность. Когда я спросила, к чему такая спешка, Феридэ сослалась на письмо, полученное от мужа. Уверена, это неправда. Она бежит от тебя, сколько же бедная будет страдать? Я говорю это не просто так, Кямран. Боюсь, расставание будет для неё очень мучительным. Феридэ сильная, удивительно сильная, но она ведь женщина. Ты в долгу перед ней! За разбитую жизнь! Сделай всё, чтобы в последние часы перед разлукой она была мужественной и спокойной. Постарайся.
Кямран стоял бледный как стена.
— Ты говоришь только о разбитой жизни Феридэ. А как же моя?
— Ты сам этого хотел.
— Не будь такой жестокой, Мюжгян!
— Пойми, если бы было иное положение, я бы и говорила иначе. Но что мы можем сейчас поделать?! Феридэ — жена другого, она связана по рукам и ногам. Да, вижу, ты тоже очень несчастен. Я уже не сержусь на тебя. Но делать нечего…
* * *
Весть об отъезде Феридэ быстро разнеслась по дому. Но никто об этом не говорил вслух. Ужин прошёл в гробовом молчании. Азиз-бей выглядел ещё более старым, разбитым. Он посадил Феридэ рядом, гладил её плечи, брал за подбородок, поворачивал к себе её лицо, смотрел в глаза и приговаривал:
— Ах, Чалыкушу!.. Ты разбила на старости лет моё сердце!..
В этот вечер все разошлись рано.
VIII
Уже за полночь, когда особняк спал, Мюжгян вышла из своей комнаты. На плечах у неё была тонкая шаль, в руках — маленький подсвечник. На цыпочках, то и дело останавливаясь, она добралась до комнаты Кямрана. За дверью было темно и тихо. Молодая женщина осторожно постучала и шёпотом позвала:
— Братец Кямран, ты спишь?
Дверь открылась. На пороге стоял Кямран. Он даже не раздевался. Тусклое пламя свечи осветило его бледное, усталое лицо. Он часто моргал глазами, словно слабый свет ослепил его.
— Ты ещё не лёг, Кямран?
— Как видишь…
— А почему потушил лампу?
— Этой ночью свет жжёт мне глаза.
— Что же ты делаешь в потёмках?
Кямран горько усмехнулся.
— Ничего. Пережёвываю да перевариваю своё горе, свою боль. А почему ты пришла так поздно? Что тебе надо?
Мюжгян заметно волновалась.
— Ты знаешь, удивительная новость! Не горюй, Кямран, возьми себя в руки. Сейчас узнаешь…
Мюжгян вошла в комнату, поставила свечу на стол и осторожно прикрыла дверь. Она молчала, словно раздумывала, с чего начать. Наконец, стараясь побороть волнение, заговорила:
— Не бойся, мой дорогой Кямран. У меня нет дурных вестей. Напротив, это очень хорошо. Но если ты будешь так волноваться…
Мюжгян старалась успокоить брата, а сама волновалась ещё больше. На её глазах блестели слёзы, голос дрожал.
— Слушай, Кямран. Вечером ко мне пришла Феридэ, странная какая-то, необычная… «Мюжгян, — сказала она, — только тебе одной могу я открыть своё сердце. Ближе тебя у меня нет никого. Хочу, чтобы ты знала ещё одну тайну. Храни её до утра, пока я не уеду. Потом расскажешь всем. Знаю, вы были поражены моим неожиданным приездом. Я объяснила его тем, что сильно тосковала и не могла перенести разлуку. Да, это верно… Но не это главная причина. Я приехала сюда, чтобы выполнить обещание, которое дала самому дорогому мне человеку, когда он лежал на смертном одре. Мюжгян, я была вынуждена сказать вам неправду. Мой муж умер три месяца назад от рака…»
Сказав это, Феридэ прижалась головой к моему плечу и зарыдала. С трудом сдерживая слёзы, она продолжала рассказ: «Перед смертью доктор вызвал меня и сказал: "Феридэ, теперь я не боюсь, что ты будешь нуждаться, всё моё наследство переходит к тебе. Скромному человеку этих денег хватит на всю жизнь. Но меня волнует другое. Женщине нельзя жить одной, даже если она богата. Деньги — одно, а любовь, тепло — совсем другое. Феридэ, если хочешь, чтобы я умер спокойно, поклянись, что после моей смерти ты поедешь в Стамбул к своим родным. Если даже не захочешь остаться с ними навсегда, то поживёшь там хоть два-три месяца. Жизнь — бесконечна. Может, когда-нибудь родные будут нужны тебе. Или случится, что в один прекрасный день ты затоскуешь о семейном тепле… Словом, милая Феридэ, если я буду твёрдо знать, что ты помиришься с родными, то умру спокойно, не буду тревожиться за твою судьбу…"
