Ферн Майклз - Валентина
– Мой повелитель, вы не помните меня? Я леди Валентина, придворная дама королевы Беренгарии.
На мгновение Валентине показалось, Ричард не знает, кто же такая эта Беренгария, о которой говорит незнакомка, но потом глаза его загорелись: он вспомнил.
– Да, как поживаете, леди Валентина?
Не сошел ли король с ума? Как она поживает? И это все, что он может сказать? Ему не интересно выяснить, как придворная дама очутилась в лагере, разбитом в пустыне, и почему облачена в одежду мусульманки? Множество вопросов металось в голове девушки, но Валентина решила, что если король сошел с ума, лучше уж ей в этом случае вести себя поосторожнее.
– Я поживаю неплохо, мой повелитель. А как вы поживаете?
Что за безумие! Валентина не могла поверить, что стоит, обмениваясь любезностями с королем, словно случайно встретилась с ним в саду замка.
– Милостью божьей, поживаю также неплохо, леди Валентина…
Вдруг, будто проснувшись от долгого сна, Ричард удивленно взглянул на нее вытаращенными от изумления глазами.
– Как, скажите, во имя всего святого, вы здесь оказались?
– Это долгая история, мой повелитель. У вас найдется время выслушать меня?
– Чего-чего, а времени у меня сейчас предостаточно, – печально ответил король. – Садитесь рядом со мной, леди Валентина, и давайте мы с вами выпьем по бокалу вина. Думаю, среди лекарств можно еще отыскать и вино.
– Буду польщена, – тихо проговорила Валентина, – но у меня одна просьба: нельзя ли приказать слугам накормить и напоить моего коня?
– Накормить? – неожиданно взорвался Ричард. – Накормить! Накормить лошадь, в то время как мои люди умирают от голода?
– У моего коня достаточно корма, мешок приторочен к седлу.
Снаружи вдруг донесся гомон, возбужденные голоса и конское ржание. Валентина выбежала из шатра и обнаружила, что человек десять дерутся за ее седельные сумки, срывая их с коня. Вороной скакун брыкался, несколько воинов держали его под уздцы, пока остальные отвязывали поклажу.
Валентина схватила первый попавшийся предмет, каковым оказался один из сапогов Ричарда, и, завопив, врезалась в самую гущу воров.
– Стойте! Прекратите! Оставьте в покое моего коня! – кричала она, раздавая налево и направо удары сапогом.
Изумившись, воины подались назад с пристыженными лицами!
– Псы! Подлые змеи! Оставьте бедное животное в покое! Конь слишком долго мчал меня сюда из Напура, чтобы я позволила вам обращаться с ним подобным образом! Если упадет хоть один волос из его гривы, клянусь, я убью того, кто окажется тому виной! А теперь убирайтесь в свои норы, как собаки, и оставьте жеребца в покое!
Ричард наблюдал за происходящим, стоя возле входа в шатер. Запрокинув голову, король заливался смехом.
– Так вам и надо! Вы, свора трусливых псов, столь скоро отступивших перед женщиной! – осыпал он насмешками воинов. – Теперь понятно, почему вы такая легкая добыча для врага! Трусы!
Воры отползли, зализывая раны, бормоча непристойности и понося всех лошадей на свете.
– Возвращайтесь и деритесь! – приказал Ричард.
– Мой повелитель! – воскликнула Валентина. – Вы хотите, чтобы они вернулись и накинулись на меня?
Ричард пришел в замешательство.
– Нет, нет, леди Валентина… простите… я не подумал, – он снова пришел в ярость. – Эти трусы даже с женщиной справиться не могут! – Король обратил внимание на вороного скакуна. – Так, говорите, он сам везет свой корм? Прекрасное животное!
– Но, Ваше Величество, вы прикажете, чтобы моего коня хотя бы напоили? Пожалуй, он мог бы поделиться своим кормом с вашим боевым конем Флавелом, – с хитроватой улыбкой добавила Валентина.
Немедленно был вызван стражник, чтобы исполнить поручение короля: накормить обоих жеребцов.
– И смотри, чтобы корм попал в их желудки, а не в твой собственный! – сказал король стражнику напоследок.
Валентина подумала, что заболевает, и все происходящее – какой-то бред. Мужчины нападают па беззащитное животное, чтобы украсть горсточку зерна! Она поняла, что должна рассказать Ричарду о караване, увиденном в Эль Хувиельфе.
– Теперь я весь внимание, леди Валентина. Поведайте же, как вы оказались здесь! – Ричард уселся напротив нее на пустой бочонок, в котором некогда хранилось зерно, и устремил на придворную даму пытливый взор, словно она собиралась рассказать ему самую интересную сказку из всех, какие ему когда-либо доводилось слышать.
Валентина уже решила, о чем умолчит и какие тайны раскроет. Она рассказала о коварном замысле Беренгарии и том, как была захвачена мусульманами во время резни у стен Акры, опустив историю столкновения с французским воином. Девушка призналась, что жила среди бедуинок в лагере Саладина, но не упомянула о двоих воинах, изнасиловавших ее. Вскользь коснулась она того, как была продана на невольничьем рынке и попала в гарем эмира, но подчеркнула, что, вызвав к себе сочувствие правителя Напура, стала его доверенным лицом. Все, касающееся Паксона, Валентина опустила, даже то, что был он любовником Беренгарии. Она просто сказала, что королева нашла за ней какую-то вину. Ни слова не произнесла придворная дама о шейхе аль-Джебале – не было необходимости сообщать о нем королю. Когда же, наконец, она открыла Ричарду, что посылала провизию христианам, он резко встал и, стукнув кулаком по пустому бочонку, яростно завопил:
– Ты! Ты посылала провизию? И брала золото?
– Конечно же, брала! Мне нужно было возместить ущерб, понесенный казной Напура. А что, если бы Саладин потребовал вернуть плату? Не могла же я красть!
– Красть? Ты называешь воровством то, что является христианским долгом? – лицо короля побагровело, глаза чуть не вылезли из орбит.
– Да, я сочла бы это воровством! – крикнула в ответ Валентина. – Эти люди были добры ко мне! Эмир доверял мне, и я предала бы его, украв добро, мне не принадлежавшее! Да, я в уплату за продовольствие требовала золото! А если бы вы побольше беспокоились о припасах, мой повелитель, то за все расплачивались бы не провизией!
Валентина сразу же поняла, что посыпала солью свежую рану короля, и ее догадки верны. Наверное, Ричард и сам тысячу раз бранил себя за то, что предпочел расстаться с запасами провизии, сохранив золото.
– Ты брала вдвое дороже, чем стоили припасы! – бушевал Ричард.
– Вы расплачивались всего лишь золотом, я же могла поплатиться за это свой жизнью.
Валентина подумала, что жилы у короля на шее вот-вот лопнут.
– Я никогда не поднимал руку на женщину, леди Валентина, но вы жестоко искушаете меня.
Придворная дама отступила, но не от страха – из брезгливости. В ее душе поднялось отвращение к самой себе. Подумать только! Она отказалась от любви ради… ради чего? Это было невыносимо! Теперь она видела, как глупо поступила.
