Лора Бекитт - Мотылек летит на пламя
Он заглядывал в глаза Сары, нежно перебирая ее пальцы, и она понимала, о чем он думает. Она никогда не предполагала, что ее первая брачная ночь пройдет на пароходе, но так решила судьба.
Свет заката стоял над ее головой, словно нимб. Океан был похож на котел, полный расплавленного металла. После великолепного ужина, на котором Сара впервые попробовала лангустов, маринованную говядину и другие изысканные блюда, новобрачные немного прогулялись по палубе, после чего Тони предложил выпить еще шампанского, и Сара охотно согласилась, поскольку ей было немного страшно.
Когда они остались одни, Тони разлил вино и вновь произнес клятву любви и верности. Сара согласно кивала. Она поспешно выпила шампанское, и в ее глазах заплясали звездочки. А потом властные мужские руки принялись ее раздевать.
Это было совсем не то, что прикосновение пальцев Касси: от этих касаний по телу шел ток, сердце билось, как сумасшедшее, а мысли разлетались, словно вспугнутые птицы.
Сара пыталась отвечать на его ласки, но все ее действия выдавали крайнюю неопытность. Впрочем, многие южанки, годами состоящие в браке, оставались столь же несведущими в вопросах плотской любви. Они всего лишь покорялись желанию своих супругов и рожали детей.
В решающий миг Сара задержала дыхание, и мгновение вдоха означало, что она стала другим человеком. У нее было чувство, будто она пробудилась в новом теле, теле, которое ей еще предстояло познать.
В мягких движениях в ритме качки, под волнами атласного покрывала не было ничего греховного и постыдного. Саре казалось, будто они — две рыбины, чьи тела плавно колышутся на дне океана, там, где их никто не может ни увидеть, ни потревожить.
— Дорогая! Ты… девственница?! — Тони был потрясен своим открытием гораздо больше, чем она всем тем, что ей удалось увидеть и испытать за эти дни.
Сара залилась краской.
— Мой брак был чистой сделкой, я говорила об этом. Несмотря ни на что, моя честь значила для меня гораздо больше, чем будущее поместья.
— Она бесценна, как и все в тебе! — прошептал Тони и покрыл ее лицо и тело благодарными поцелуями.
Утро выдалось ясным. Море переливалось всеми оттенками синего, над пароходом кружились сотни птиц, а облака казались огромными белыми башнями. Сара чувствовала, как у нее начинает кружиться голова, то ли от свежего воздуха, то ли от первозданного счастья.
Нью-Йорк, о котором некогда рассказывал Джейк Китинг, произвел на нее огромное впечатление. Здесь можно было затеряться, как песчинка в океане, а можно было ощутить себя центром Вселенной.
Ральф Эванс, отец Тони, сумел оценить Сару, обладавшую провинциальной скромностью и вместе с тем достаточно воспитанную и образованную для того, чтобы достойно держаться в обществе и вести светскую беседу. В свое время он тоже женился по любви, а не по расчету (правда, тогда он и сам был небогат), потому не придал никакого значения тому, что невестка фактически являлась бесприданницей. В его глазах, глазах обеспеченного, благополучного человека, вытащить любовь, как драгоценную жемчужину, из глубин нищеты и тягот войны было равносильно подвигу.
К удивлению Сары, ее муж был мало похож на своего отца, крупного темноволосого мужчину. В гостиной висел большой портрет матери Тони, женщины с безупречно гладкой, словно белый атлас, кожей и глазами, похожими на осколки голубого льда.
Тони не любил говорить о войне, и постепенно раны прошлого покрывались толстой коркой забвения. Радости медового месяца растворяли в сердце и сознании Сары и тревогу о судьбе брата, и воспоминания о жизни в Темре.
Тони умиляло ее восхищение теми вещами, к каким он был привычен с детства: треньканьем звонков конки, высотой зданий, деловой суетой Бродвея. Между тем Нью-Йорк был ничтожной частичкой огромного мира, который он со временем надеялся ей показать.
Сара наслаждалась роскошью. Они с мужем спали в огромной комнате на кровати орехового дерева, под пуховым одеялом, мягким, словно грезы, и безбрежным, как море. Кроме того, у нее был прелестный будуар с атласными занавесками на высоких окнах, толстым персидским ковром благородных коричнево-зеленых тонов на полу и туалетным столиком с тремя овальными зеркалами в простенке. Ее гардероб был полон модной одежды и красивой обуви.
По утрам Сара облачалась в легчайший кремовый пеньюар и пила горячий шоколад из высокого стакана тонкого стекла в серебряном подстаканнике, который Касси подавала на старинном медном подносе.
Негритянка тоже радовалась жизни в большом городе и великолепном доме. Хотя белые слуги сторонились ее, это не могло испортить ей настроения, потому что, во-первых, она тоже старалась держаться с должным высокомерием (они могли мнить себя, кем угодно, но она-то была личной горничной хозяйки дома!), во-вторых, большую часть времени она думала о своем ребенке.
Глядя на округлившийся под фартуком живот, Касси говорила себе, что все равно она прыгнула выше всех, ибо ни одна из знакомых ей негритянок не служила в таком городе, таком особняке и в такой семье.
По сравнению с нью-йоркским домом Эвансов особняк в Темре выглядел просто сараем. А его обитатели на фоне мистера Ральфа с его массивной золотой цепочкой для часов, перстнем-печаткой и бриллиантовыми запонками казались последними бедняками.
Новый хозяин был ничуть не хуже мистера Уильяма, он никогда не отчитывал Касси, не делал ей замечаний, а однажды подарил ей четвертной.
Пройдет время, и ее сын или дочь тоже станут служить в этом доме, вдобавок у ее ребенка кожа будет светлее, чем у нее самой, и он будет считаться свободным! А еще Эвансы пообещали помочь ей зарегистрировать младенца под фамилией Трамбал.
Когда со дня приезда прошла пара недель, Тони виновато сообщил жене:
— Алан просил меня разыскать одну знакомую ему даму и передать ей письмо, о чем я совершенно забыл!
Сара встревожилась.
— Даму? Айрин ничего не говорила об этом!
Тони рассмеялся.
— Не думаю, будто тут скрывается что-то личное. Алан рассказывал о своей работе в «Тайной дороге»; полагаю, его послание как-то связано с этим.
— Ты уверен?
— Не знаю. Я же не стану читать чужое письмо.
Поразмыслив, Сара решила отправиться с мужем. Стоял ветреный день, и на ней был отделанный шелковым кантом коричневый жакет из плотного сукна с большими перламутровыми пуговицами и элегантная юбка, согласно моде ниспадавшая с турнюра изящными складками.
К сожалению, мисс Паркер не жила по старому адресу, но им дали новый.
Дверь квартиры на втором этаже дома на углу Голд-стрит и Франкфурт-стрит открыла привлекательная молодая женщина. Тони был поражен. Он ожидал увидеть даму и увидел, однако то, что эта дама окажется мулаткой, оказалось полной неожиданностью.
