Кристина Скай - Рубин
Несколько часов спустя что-то нарушило сон Баррет. Она резко села в кровати, ее сердце учащенно забилось. Тишина, все кругом тихо. Комната была освещена бледным янтарным светом единственного фонаря с пальмовым маслом. Прозрачный полог вокруг кровати колыхался от слабого сквозняка, а снаружи ветерок покачивал деревянные ставни. Тук-тук. Тук-тук-тук. Баррет со вздохом снова легла на спину, узнав постукивание ставня. И тогда она услышала другой звук – слабое ритмичное шипение.
Господи, только бы не змея! Баррет осторожно посмотрела вокруг, но в слабом свете фонаря не нашла источника звука. Она напряженно прислушалась. Это были тихие ритмичные вздохи спящего человека. На краткий миг Баррет подумала, что это был Пэйджен, улегшийся на обитом ситцем диване в тени у противоположной стены комнаты. Но диван был пуст. Тогда она рассмотрела маленькую фигурку, свернувшуюся на кровати перед дверью. Так он послал кого-то из домашней прислуги, чтобы не оставлять ее. Он решил, что эта кровать остановит сонные похождения Баррет. На какое-то мгновение она почувствовала боль потери и сожаления, настолько сильные, что они ослепили ее и лишили дыхания.
Но Пэйджен был прав. То, что случилось на поляне, было колоссальной ошибкой, и чем скорее она забудет о ней, тем лучше. Баррет едва удержалась от истерического смеха, пораженная мыслью, что теперь она должна все стараться забыть, тогда как раньше все ос усилия были направлены на то, чтобы вспомнить.
О других откровениях Пэйджена Баррет пыталась не думать, потому что, несмотря на всю его холодную непримиримость, она не могла поверить, что он способен па хладнокровное убийство. Если он и мог убить, была уверена Баррет, то только в целях самозащиты. Она со вздохом опустила голову на мягкую подушку: Баррет не могла прогнать воспоминания о Пэйджене из своих мыслей.
«А как насчет его последних откровений? Он ублюдок и полукровка. Какой интерес может такой человек представлять для тебя? Особенно когда он признался в такой подлости по отношению к матери?»
Баррет вертелась в постели и без конца взбивала подушку, но сон бежал от нее. Она могла думать только о его глазах цвета оникса и его обнаженном желании, когда он устремился в ее лоно и поднял ее к вершинам рая.
Прокляли, невыносимый человек!
Баррет безжалостно била по подушке, воображая, что это его мускулистая грудь. Но все же, подумала Баррет, Деверил Пэйджен слишком уж откровенно рассказывал о своей подлости. Хотя он и способен на всевозможные грехи, она не верила, что он мог хладнокровно совершить то, о чем говорил.
Глава 40
Как только луна залила волшебным серебряным светом темные холмы, Пэйджен распахнул дверь на веранду, опоясавшую длинное деревянное южное крыло Виндхэвена. Когда-нибудь весь этот дом будет отстроен из камня, но пока он представлял собой непонятную смесь. Точно так же, как и его владелец, подумал мрачно Пэйджен.
Его лицо осунулось, так как он не прилег ни на минуту после разговора с полковником ранним утром. В течение последних одиннадцати часов он осмотре три нижних чайных поля и два экспериментальных участка, починил духовку для сушки чая и предотвратил недовольство среди тамильских женщин по какому-то пустяковому поводу. И все это время он думал только об одном: о женщине с волосами, напоминающими тропический рассвет. О женщине, которая спала через три комнаты от большого зала.
Весь день его пальцы сжимались от желания потихоньку войти в эту дверь и схватить ее, проникнуть в ее нежное тело, прежде чем она поймет, в чем дело, и успеет возразить. Но вместо этого он ищет сомнительное удовольствие в непрестанном движении, лично проявляя внимание к каждой из мельчайших проблем Виндхэвена. Но теперь поля лежали в тишине пол серебристыми лучами равнодушной луны, и его дела были закончены. Теперь уже ничто не могло отвлечь его от мыслей о ней.
«Осторожнее, старина. В такой женщине, как эта, ты можешь раствориться полностью и уже никогда не станешь свободным. Она поймает тебя в свои сети раньше, чем ты успеешь об этом подумать. Возможно, она уже так и сделала...»
Пэйджен тихонько выругался, наблюдал за эвкалиптами около навеса для сушки чая, качавшимися под дуновением ночного ветерка. Но один-единственный взгляд не сможет ему повредить, сказал он себе. Он не двинется дальше двери, если только она не проснется и не позовет его. Кроме того, после такого трудного дня Пэйджен сомневался, что был способен на что-нибудь большее.
Все еще занятый безмолвным спором с самим собой, Пэйджен огляделся и увидел, что стоит перед наружной дверью с веранды в комнату Баррет. Веранда была построена по его собственному проекту, чтобы каждая комната в южном крыле освежалась сквозняком в течение жарких месяцев. Он никогда прежде не предполагал, что такой проект создает другие преимущества.
Он тихо открыл замок. Как будто во сне увидел стройную фигуру па кровати, с золотыми волосами, рассыпанными по белому полотну. Он даже не заметил, что его ногти вонзились в дверную раму, изготовленную из твердой древесины. Красивая... Господи, это несправедливо, что твое создание может быть настолько красивым и обладать такой властью над другим человеком.
Медленно и осторожно Пэйджен шагнул с веранды под неяркий свет масляной лампы, и его тень упала на кровать. Баррет без устали ворочалась, как будто зная о его присутствии, пальцы стискивали вышитое полотно. Несвязно бормоча, она отвернулась от света. Прядь блестящих волос опустилась на ее щеку.
С лицом, окаменевшим от напряжения, Пэйджен наклонился и очень нежно убрал волосы с ее лица. Упругие и густые золотистые локоны напомнили теплый шелк, разбудив более жаркие воспоминания. Пока Пэйджен разглядывал золотое облако, клубившееся в его пальцах, он чуть не заскрипел зубами. Он отчетливо помнил, как эти блестящие локоны закрывали их обоих в тот день на поляне у водопада. Ослепительно красивый блеск – самое прекрасное зрелище, которое он когда-либо видел, о котором он даже не мог мечтать. И то, что произошло, было непростительной ошибкой, которая не должна повториться.
Откуда-то издалека донеслось рычание леопарда, как напоминание о невидимой опасности, которая всегда поджидала его. Пэйджен стиснул челюсти. Боже, как он хотел коснуться ее, прижать к себе и снова ощутить себя на пороге рая. Но она принадлежала к другому миру, от которого Пэйджен давно отказался; он никогда не мог бы впустить ее в новую жизнь, которую он начал в Виндхэвене.
С тяжелым вздохом он освободил руку от шелковых уз. Но даже и тогда кожа горела от ее прикосновения.
«Оставь ее, дурень. У тебя и так множество других проблем, чтобы переживать из-за златовласой искусительницы, посланной шакалом по имени Ракели».
