Мэри Патни - Нежно влюбленные
Виконт потер виски. Сомнения грызли его. Он старался изгнать из головы все мысли о Диане, и теперь, когда Франсис бросил ему вызов, виконт понял, почему избегал думать о жене. Проще было поверить в ее гнев, чем в любовь, проще было обвинить ее во всех грехах, чем принять ее любовь, и поверить в то, что она говорит правду. Но тогда Джервазу пришлось бы признать, что он недостоин Дианы.
Однако от правды не укрыться, и Джерваз осознавал, что его кузен прав. В глубине души он это всегда понимал, но от этого ему не становилось легче.
Сент-Обен был до такой степени занят собственными проблемами, что не сразу понял одну фразу Франсиса. Иначе ни за что не спросил бы, не подумав:
— А что ты имел в виду, когда заявил: «…если бы я мог любить женщину»?
Наступило долгое, напряженное молчание. Джерваз заметил, что лицо его кузена смертельно побледнело.
— Я имел в виду именно то, что сказал, — наконец ответил молодой человек. Несмотря на растерянный вид, в глазах его читалась решимость. — Я скоро уеду из Англии… с другом… Думаю, в будущем я поселюсь в Италии. А может быть, в Греции. В древних странах более терпимо относятся к людям вроде меня.
Несмотря на мрачное настроение, Джерваз испытал настоящий шок. Шок и отвращение. Он, конечно, знал о существовании таких мужчин, но никогда не задумывался о них. Джерваз полагал, что они — существа асоциальные и по их виду можно сразу догадаться, что они — не такие, как все. И уж никак ему не приходило в голову, что они могут быть такими, как Франсис — умными и честными. Такие люди не могли быть хорошими друзьями.
— Нет, — хрипло промолвил виконт. — Я не могу в это поверить. Это невозможно.
— Не только возможно, — возразил молодой Брэнделин, — но, надо признать, это чистая правда. Я был бы другим, если бы мог, но у меня нет выбора. — Несмотря на видимое спокойствие Франсиса, руки его слегка дрожали, и Джерваз видел, как пульсирует жилка на его шее. — Ты — глава семьи, как и мой друг. Думаю, тебе следует знать, что ты не можешь рассчитывать на меня, как на наследника после Джеффри.
Тут только виконт заметил, что покачивает в руке тяжелое пресс-папье из венецианского стекла. Ему потребовалось сделать над собой усилие, чтобы разжать пальцы и положить пресс-папье на стол. Эмоции с такой силой захлестнули Джерваза, что он почти выкрикнул со злостью в голосе:
— Если только ты посмеешь положить глаз на моего сына, я убью тебя!
Поначалу Франсис побагровел, а потом кровь отлила от его лица, и оно стало белым, как полотно.
Молодой человек резко вскочил, но, овладев собой, произнес с пугающим спокойствием:
— Я знал, что ты можешь быть слепым и несправедливым, но не предполагал, что ты — полный идиот. — Повернувшись на каблуках, Франсис быстро вышел из комнаты. Казалось, эхо от его слов так и повисло в воздухе.
Приподнявшись со стула, Джерваз протянул было руку вслед кузену, словно хотел удержать его, но потом его рука бессильно упала вниз. Джерваз почувствовал смертельную тяжесть в груди. Казалось, что его сердце сейчас разорвется. Но оно продолжало биться, кровь текла в жилах, легкие продолжали вбирать в себя воздух и выталкивать его назад. Его здоровое тело продолжало жить, а жизнь была разбита…
Виконт уронил голову на руки, снова и снова вспоминая слова Франсиса. Сегодня его брат был точно таким же, как и вчера, вот только Джерваз стал относиться к нему иначе. Кузен доверял ему настолько, что сказал пугающую правду, а виконт оказался настолько глуп, что посмел оскорбить молодого человека в ответ на его доверие. Вожделеть мужчину вовсе не то же самое, что вожделеть ребенка. Джерваз оскорбил друга, потому что его самого, когда он был ребенком, использовал взрослый человек, женщина, которой он доверял.
Итак, он потерял Франсиса, как потерял Диану. Она тоже надеялась, что он поймет ее, а виконт вместо этого обидел жену. «Не важно, что ты сделал, не важно, что ты ненавидишь и презираешь себя… Я люблю тебя, потому что ты достоин любви…"
Ax, как хотелось Джервазу поверить Диане! Как хотел бы он пойти к ней, зарыться лицом в ее грудь, впитать в себя ее тепло и прижиматься к ней до тех пор, пока горечь не оставит его. Но… пропасть между ними была слишком глубока и слишком много непростительных слов было сказано… Прошлой ночью, в порыве, она пожалела его, но ее гнев и ненависть были неподдельными — как и ужас, когда она узнала о коварстве Медоры. Женщина не смогла скрыть своего отвращения, и оно всегда будет препятствовать их отношениям.
При мысли о будущем Джерваз вздрогнул. Он предлагал Диане разойтись законно и жить отдельно, но, раз уж их бракосочетание было принудительным, то, наверное, не составит большого труда аннулировать его. В крайнем случае, если возникнут трудности, помогут деньги и его влияние. Диана правильно говорила ему: всех денег мира не хватит на то, чтобы купить ему незамутненное сознание, так что единственным стоящим подарком, который он мог преподнести ей, была свобода. Она еще сможет найти себе честного, уважаемого и любящего мужа, о каком мечтала еще ребенком.
А сам он останется в одиночестве до конца своих дней — как того и заслуживает.
Диана провела почти весь день в детской, занимаясь шитьем рубашек для Джеффри — это нудное занятие успокаивало ее, тем более что Мадлен, хоть и была рядом, ни о чем ее не спрашивала. Диана понимала, что времени у нее немного, но не знала, что делать, как шагнуть вперед, потому что назад дороги уже не было. Она переживала за Джерваза, почти физически чувствовала его боль, но ничем не могла помочь мужу. Пройдет время, и он опять запрячет Страшные воспоминания в темных уголках своей души, и жизнь пойдет своим чередом. Сент-Обен был очень сильным человеком, способным мужественно переносить жизненные напасти, и Диана ничуть не сомневалась, что он справится со своими трудностями.
Одно ее смущало: Диана подозревала, что Джерваз вряд ли захочет видеть ее после всего, что произошло между ними. Виконт должен ненавидеть ее за то, что она вынудила его признаться в вещах, которые он тщательно скрывал. Ах, как хотелось Диане, чтобы ее муж стал относиться к ней по-прежнему, чтобы любил ее! Да, она сердилась на него, но у нее было на это право: насилие нельзя оправдать ничем. Однако самая большая вина лежала на ее отце — это он устроил нелепую женитьбу, а затем бросил ее в гостинице, хотя прекрасно знал, что муж не провел с ней и часа, уехав.
Впрочем, и сама Диана была не без греха. Будь она хоть наполовину такой кроткой и чистой, какой ее все считали, она бы никогда и мысли не допустила о том, что Джерваз должен заплатить за содеянное. Если бы не ее трусость и скрытность, виконт не дошел бы до своего нынешнего состояния.
