Дебора Мартин - Любовь срывает маски
— Скорее всего именно он стоит за покушением на короля!
— Он хотел погубить моего отца, — просипела она, охрипнув от возмущения. — Неужели ты не понимаешь, что именно этого он и добился!
— Но каким образом он мог подсыпать яд в лекарство без твоей помощи или помощи твоего отца?
— Не знаю, — в отчаянии закричала Мэриан. — Но только любой на твоем месте уже давно бы понял, что я говорю правду! Если бы я принимала в этом участие, почему я не убежала из Англии сразу, как только арестовали моего отца?
— Чтобы отомстить за него. Ты ведь сама это говорила. Возможно, ты думала, что мой дядя…
— Твой дядя! Ты только и твердишь об этом! Похоже, тебя не столько волнует мое действительное участие в преступлении, сколько мои чувства по отношению к твоему дяде! Но почему? Что такое есть в твоем дяде, что заставляет тебя так ко мне относиться из-за одного только подозрения, что я могу быть как-то с ним связана? Да, он украл у тебя принадлежащее тебе по праву наследство. Но ведь ты вернул его назад, разве нет? Как мог он так завладеть всеми твоими помыслами, что ты готов даже меня наказывать за его преступления?
Боль, прозвучавшая в ее голосе, не могла оставить Гаретта равнодушным. Он шагнул к ней с выражением живейшего участия на лице.
— Я вовсе не хочу тебя наказывать! Но он должен получить по заслугам!
Мэриан обеими руками вцепилась в полы его дублета и, с мольбой глядя ему в глаза, прошептала:
— Но почему… почему это так важно для тебя?
Он уставился на нее горящим взглядом. Выражение неумолимой безжалостности, появившееся в его глазах, повергло девушку в отчаяние. Но затем оно сменилось болью, и, словно против воли, он с трудом выдавил:
— Он убил моих родителей.
Мэриан в немом изумлении уставилась на него.
— Ты точно это знаешь? Ты можешь доказать?
Гаретт с силой оттолкнул ее руки и резко отвернулся.
— Нет. Я просто уверен. Только Тарле знал, где именно они находились, каким путем ехали, когда и на каком постоялом дворе остановились. Конечно, он не совершил этого своими руками, но это сделали его люди по его приказу. Чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь, что я прав.
— Я… мне очень жаль, — прошептала она, чувствуя, как у нее сжимается сердце от жалости к нему. И к себе тоже. Если его боль и ненависть укоренились так глубоко, то неудивительно, что он не знает, как с ней поступить. Ведь если только он верит, что она и его дядя действовали заодно, нет сомнений в том, что у него нет ни капли сострадания к ней.
Но ведь это не так, и она должна как-то убедить его в том, что между ней и Тарле никогда ничего не было. В противном случае, если он не будет ей доверять, для нее все будет кончено.
Да будь он проклят! Она ни за что не позволит ему разрушить ту удивительную связь, что зародилась между ними! Он может не до конца верить ей, но она твердо убеждена, что какой-то частью своего существа он понимал, что она собой представляет на самом деле. Эта светлая его часть не была разъедена ненавистью и жаждой мести, и она, Мэриан, должна взывать именно к ней, если хочет спасти свою душу. И его душу тоже.
— Теперь ты понимаешь, почему я так стремлюсь к тому, чтобы он понес заслуженное наказание! — Гаретт вновь обернулся и глядел на нее сейчас почти безумным взглядом, от которого Мэриан стало вдруг страшно. — Я не могу позволить ему спокойно жить и дальше безнаказанно творить свои злодеяния. Он должен ответить за свои злодеяния!
— И он ответит! — горячо воскликнула девушка. — Я уверена, ты найдешь способ доказать его вину. Но я не могу посодействовать тебе в этом, потому что ничего не знаю. Если бы я могла подсказать тебе хоть что-нибудь, что бы могло помочь арестовать и остановить его, я бы обязательно так поступила. Неужели ты не можешь наконец поверить мне?
Гаретт закрыл глаза, его лицо мучительно исказилось.
— Не знаю, Мина, — почти прорычал он сквозь стиснутые зубы. — Ты так околдовала меня, что я не способен разумно мыслить, когда дело касается тебя.
Мэриан содрогнулась, представляя себе, какая отчаянная внутренняя борьба происходит сейчас в его душе. Она понимала, что, только завоевав его доверие, она может перетянуть чашу весов на свою сторону. Доверие и любовь. Больше, чем что-либо другое, она жаждала сейчас его любви.
И то, что судьба предначертала ему быть графом Фолкхэмом, не может лишить ее этого счастья, убеждала она себя. Не колеблясь больше ни минуты, она подошла к нему совсем близко и взяла его за руку.
Гаретт опустил взгляд и посмотрел на их соединенные руки, затем взглянул ей в лицо. Его глаза горели лихорадочным огнем. Завладев полностью его вниманием, Мэриан отошла к столу и взяла длинный нож, которым обычно режут мясо. И вдруг быстрым, точным движением она подняла руку и прижала острие ножа к его шее.
— Если я действительно такая злодейка, какой ты пытаешься меня представить, то почему бы мне сейчас не перерезать тебе горло и не убежать? Почему бы мне не воспользоваться этой возможностью? Ведь ты хочешь отправить меня на виселицу! И что значит для убийцы еще одна смерть?
Гаретт с некоторым удивлением, но без малейших признаков страха молча смотрел на нее.
— Вот видишь! Ты не веришь, что я могу это совершить! — воскликнула она торжествующе. — Если бы ты хоть на мгновение подумал, что тебе грозит опасность, ты бы просто вырвал из моих рук этот нож. Но ты знаешь, что я никогда не смогу навредить тебе! Никогда! Ты доверяешь мне… — Ее голос сорвался, но она справилась с волнением и закончила: — Ты доверяешь мне, просто ты сам этого еще не осознал.
Внезапно она повернула руку и прижала острие ножа к своей шее, там, где быстро пульсировала жилка. Прежде чем он успел двинуться с места, Мэриан чуть сильнее нажала на нож, проколов кожу. Из-под лезвия выступила капелька крови.
Мгновенным движением Гаретт схватил ее за запястье, вывернув так, чтобы отвести нож от ее шеи. Он с такой силой сжал ей руку, что она, не выдержав боли, разжала пальцы, и нож со стуком упал на пол.
В следующее мгновение он рванул ее за руку и прижал к себе с такой силой, что она едва могла дышать.
— Ты не можешь стерпеть даже вида того, как я пытаюсь причинить себе боль, — прошептала она, справившись с непрошеными слезами. Голос ее заглушала ткань дублета, к которому он прижимал ее голову. — А что с тобой будет, когда какой-нибудь грубый палач потащит меня на виселицу и станет затягивать на моей шее веревку?
— Нет! Тебя никто не повесит, — яростно воскликнул он. — Я никогда этого не допущу!
— Если ты отдашь меня в руки гвардейцев короля, возможно, у тебя уже не останется выбора.
