Джудит Макнот - Раз и навсегда
– Ты хочешь меня, Виктория? – шепнул он. Ее затуманенные глаза открылись, и она увидела над собой суровое лицо Джейсона.
– Хочешь? – повторил он.
– Я никогда не прощу тебе этого, – приглушенно ответила она.
– Хочешь меня? – снова повторил он. – Скажи.
Волна вожделения сотрясла ее тело, разъедая ее слабеющую волю и подталкивая сдаться. Он ревнует. Он неравнодушен к ней. Его рассердило ее долгое отсутствие. Губы Виктории сложились так, что на них можно было прочесть слово «да», но даже нестерпимая страсть не смогла заставить ее произнести это вслух.
Удовлетворенный этим молчаливым согласием, Джейсон дал ей то, чего она так хотела. Как если бы стремясь искупить свою вину за унижение, которому он подверг ее, он отдался ей целиком, давая максимальное наслаждение и подавляя настойчивые требования своего собственного невыносимого желания.
Когда все было кончено, наступила гробовая тишина. Джейсон долго лежал неподвижно, уставясь в потолок; затем спрыгнул с кровати и ушел в свои покои. Если не считать брачной ночи, впервые он ушел от нее сразу после любовных утех.
Глава 29
Виктория пробудилась с тяжелым сердцем и таким ощущением, будто не спала вовсе. От горького отчаяния у нее встал комок в горле, когда она вспомнила об унизительной, грубой мести Джейсона прошедшей ночью. Откинув спутанные пряди волос с лица, она облокотилась о подушку и пустым взглядом окинула спальню. Затем ее взгляд упал на кожаную шкатулку, стоявшую на тумбочке.
Ее охватила такая бешеная ярость, какой она еще в жизни не испытывала. Она вихрем вылетела из постели, накинула халат и схватила шкатулку.
Полы бледно-зеленого шелкового одеяния смерчем закручивалась вокруг ее ног, когда она рванула дверь в апартаменты Джейсона и влетела к нему.
– Посмей только еще хоть раз подарить мне драгоценности! – прошипела она.
Джейсон полураздетый стоял возле кровати. Он вовремя поднял голову, чтобы увидеть брошенную в него шкатулку, но не сдвинулся с места и не шевельнул ни единым мускулом, чтобы увернуться. Шкатулка со свистом пролетела мимо его лица, чудом не задев его.
С громким стуком она упала на полированный пол и скользнула под кровать.
– Я никогда не прощу тебе того, что случилось ночью! – крикнула воительница, впиваясь ногтями в свои ладони и задыхаясь от неистовой ярости. – Никогда!
– Конечно, нет, – безо всякого выражения согласился он, взяв рубашку.
– Я ненавижу твои драгоценности, ненавижу то, как ты обращаешься со мной, и ненавижу тебя! Ты не знаешь, что такое любовь, – ты циничный, бессердечный ублюдок!
Последнее слово сорвалось с ее губ непроизвольно, но его реакция оказалась абсолютно неожиданной.
– Ты права, – с серьезным видом подтвердил он. – Ты дала совершенно точное определение. Извини, что я не оправдал твоих иллюзий на мой счет, если таковые были, но правда заключается в том, что я появился на свет в результате мимолетной, бездумной связи между Чарльзом Филдингом и давно позабытой танцовщицей, которую он содержал в качестве любовницы в далекой юности.
Он натянул рубашку на широкие мускулистые плечи и просунул руки в рукава, а в это время до Виктории начало доходить, что он сказал.
– Я вырос в нищете в доме золовки Чарльза.
Потом моим домом стало складское помещение.
Я самостоятельно научился грамоте; мне не довелось учиться в Оксфорде или заниматься иными вещами, которые привычны для твоих поклонников – рафинированных аристократов. Короче говоря, я вовсе не тот, каким ты меня себе представляешь; во мне нет ничего хорошего или благородного. – Глядя в пол, он начал застегивать рубашку. – Я не гожусь тебе в мужья. Я не достоин того, чтобы прикасаться к тебе. Я занимался такими вещами, от которых тебя стошнило бы, если б ты о них узнала.
В памяти Виктории всплыли слова капитана Фаррела:
Эта ведьма заставляла его вставать на колени и умолять этих грязных индийцев о прощении. Виктория смотрела на гордое худое лицо Джейсона, и у нее защемило сердце. Только теперь она, кажется, поняла, почему он не принимал, не мог принять ее любви.
– Я ублюдок, – мрачно закончил он свою тираду, – в самом настоящем значении этого слова.
– В таком случае ты оказался в отличной компании, – дрожащим от прилива чувств голосом сказала она. – У короля Карла было трое побочных сыновей, и он всех троих возвел в сан герцогов.
На минуту Джейсон растерялся, затем пожал плечами:
– Ты говорила мне, что любишь меня, а я не могу допустить, чтобы ты так думала. Ты любишь не меня, а свое иллюзорное представление обо мне. Ты меня даже не знаешь.
– О нет, ты ошибаешься, я знаю тебя, – вырвалось у Виктории, которая поняла, что от того, что она скажет, зависит все их будущее. – Я знаю о тебе все – капитан Фаррел рассказал мне еще неделю назад. Я знаю, что с тобой было, когда ты был мальчуганом…
На минуту глаза Джейсона блеснули яростью, но затем, остыв, он пожал плечами:
– Он не имел права рассказывать.
– Это должен был рассказать ты, – всхлипнула Виктория, не в силах больше сдерживать слезы. – Но ты не сделал этого, потому что тебя мучает стыд. А ты должен из-за того, что пережил и выжил, Бог знает как гордиться! – Неистово вытирая глаза, она горестно сказала:
– Лучше бы он не рассказывал. До того я любила тебя лишь немного. А после того, когда поняла, какой ты смелый и.., сильный, я так полюбила тебя, что…
– Что? – прерывистым шепотом спросил он.
– До того дня я никогда не восхищалась тобой, – захлебываясь от душивших ее слез, сказала она, – а теперь восхищаюсь и не могу устоять перед…
Через "завесу слез она увидела, что Джейсон шагнул к ней, ощутила, что он прижал ее к своей широкой груди, и все сдерживаемое до той поры выплеснулось наружу.
– Мне все равно, кто твои родители, – рыдала она в его объятиях.
– Не плачь, родная, – уговаривал он, – пожалуйста.
– Я ненав-вижу, когда ты обращаешься со мной как с безмозглой куклой, наряжаешь м-меня в бальные платья и…
– Больше я ни за что не куплю тебе ни одного платья, – попытался пошутить он, но голос его был хриплым и взволнованным.
– И потом ты д-даришь мне эт-ти драгоценности…
– Больше ни одного подарка, – сказал он, прижимая ее еще крепче к сердцу.
– А когда кончаешь ночные забавы, отталкиваешь меня прочь…
– Я тупой осел, – дрогнувшим голосом сказал он, гладя ее и зарывшись губами в ее волосах.
– Ты никогда не делишься со мной своими мыслями и чувствами, и я н-не знаю, что у тебя на уме…
– У меня нет ума, – хрипло заметил он. – Я потерял его очень давно.
