Утренний Всадник - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Однажды утром, заметив, что старая ведунья Погодица вышла из княгининых горниц, Велемог послал за ней отрока. Погодица была уже очень стара; никто не знал точного числа ее лет, но пятнадцатилетняя Светлава была ей не внучкой, как считалось, а правнучкой. От старости Погодица ссохлась, сгорбилась и ростом была не выше двенадцатилетнего мальчика; ее рот провалился и и выглядел тонкой щелкой, а скулы, обтянутые коричневой с багровыми прожилками кожей, сильно выступали под полузакрытыми, плохо видящими глазами. Маленькие дети пугались вида Погодицы, думая, что явилась сама Морена. Но, в противоположность устрашающей внешности, старая ведунья была добра и не утратила еще ясности рассудка.
– Что там? – коротко спросил князь, кивнув старухе на скамью.
Он сам не знал, какие вести его больше порадуют: улучшение здоровья княгини или ухудшение. Разумом он знал, в чем его польза, но совесть не позволяла желать смерти жене, и оттого мысли о ней смущали Велемога. Однако знать правду было необходимо, чтобы не промедлить и не упустить случая.
Погодица уселась, пристроила свою можжевеловую клюку с птичьей головой так, чтобы могла опираться на нее и сидя, потом вздохнула.
– Если ты хочешь уберечь свою жену от Морены, княже, тебе нужно искать других бойцов, – проговорила она наконец.
Князь хмурился, плохо разбирая ее невнятную речь, но звать никого не хотел.
– Зелия у тебя кончились? – с неудовольствием спросил он.
Ему и раньше казалось, что в горницах княгини толчется слишком много старух, женщин и девок. А тут еще нужно новых!
– Моей силы недостаточно, – ответила старуха, не замечая его недовольства. – Слишком сильный недуг в княгиню вцепился. Но твой сын еще не стал сиротой. В Макошином святилище на Пряже есть мудрые женщины, которые могут помочь ей.
– На Пряже! – с негодованием воскликнул Велемог, не терпевший упоминаний ни о чем, что имело отношение к Держимиру. – Это же в земле дрёмичей! Неужели ты думаешь, что я стану о чем-то просить этого упыря!
– Тебе надо просить не его, а богиню! – строго ответила Погодица.
Ее тяжелые морщинистые веки приподнялись, Велемог поймал тусклый, тяжелый и осуждающий взгляд. На миг ему стало так не по себе, как будто на него смотрела сама Морена.
– Святилище – дом богини, никто из смертных не владеет им. Даже Дарована Глиногорская живет в святилище на Пряже и не боится Держимира. А ведь он тоже хотел взять ее в жены!
– Что ты сказала? – Князь не сразу понял слова ведуньи, но потом без промедления перебил ее. – Дарована на Пряже? Откуда ты знаешь?
– У меня сейчас живет женщина, которая вернулась из святилища всего четыре дня назад. И она видела там Даровану.
– Отец Небесного Огня!
Не обращая больше внимания на старуху и даже позабыв о болезни жены, Велемог вскочил со скамьи и принялся ходить взад-вперед по горнице. Эта была новость! Он привык к мысли, что после смерти Жизнеславы ему придется снаряжать посольство – заново сватать Даровану, теперь уже будучи свободным волей богов. Но она не дома! Она в святилище Макоши, да еще и в земле Держимира! Это многое меняло, хотя князь еще не взял в толк, что же именно.
– Позвать ко мне Кременя! – ударом ноги распахнув дверь, закричал Велемог в верхние сени. – Живо!
Кремень явился быстро, довольный, что понадобился князю, и отчасти с опаской. После бесславного – без невесты – возвращения из похода к смолятичским рубежам между князем и его верным воеводой появился холодок, и Кремень уже не надеялся вернуть когда-нибудь прежний почет. По крайней мере, при этом князе. Но Велемог был крепок здоровьем, силен духом и явно собирался пережить даже собственного сына.
– Дарована в Макошином-на-Пряже! – воскликнул Велемог, увидев входящего воеводу и даже не тратя времени на приветствия.
– А где Держимир? – сразу спросил Кремень. – Это он ее туда…
Велемог невольно оглянулся к тому месту, где только что сидела Погодица, словно намеревался и это спросить у нее. Но старухи уже не было.
– Нет, она сама… – начал Велемог, потом вспомнил речь Погодицы и уверенно закончил: – Да, сама! Старуха сказала, что Дарована в его земле, а его не боится, потому что богиня ее защищает… Ладно, это не суть!
Будучи мужчиной и потомком самого Сварога, Велемог не питал особого почтения к Великой Матери. Могущественному князю слишком легко вообразить, что в его руках и собственная судьба, и право распоряжаться судьбами других.
Его вечный противник Держимир Прямичевский еще недавно тоже думал так.
– А Держимир, как видно, в полюдье! – сам себе ответил Кремень. – Едва ли он уже домой воротился, у него полюдье длинное, да полпути – мимо рарогов. Там у него межи беспокойные, он ходит медленно. Верно, где-нибудь к Краене сейчас через леса подбирается.
– К Краене! – повторил Велемог, силясь представить себе рисунок дрёмических рек. – Ведь Пряжа как раз в Краену впадает?
– Точно так! – подтвердил Кремень, еще не сообразив, к каким последствиям приведут все эти рассуждения.
– Он прямо возле нее пройдет… – размышлял вслух Велемог. – И если…
Кремень выжидательно смотрел на князя, а тот замолчал, ловя обрывки мыслей. Если Дарована не дома, а в святилище на чужой земле, то охраняет ее не целое войско – так, десятка три-четыре. Если она исчезнет оттуда… На кого подумает Скородум? На Держимира, больше не на кого. А потом, если она будет здесь… А Жизнеслава до тех пор умрет… Даже если и нет, то Светловой под рукой… Главное – чтобы Дарована оказалась здесь, в Славене, а дальше пойдет легче…
Но Держимир! Он сам где-то поблизости со всей дружиной полюдья!
– Едва ли у него очень много войска! – подал голос Кремень, так точно угадав мысли своего князя, что Велемог перевел на него изумленный взгляд. – Сотни две, ну три. Неужели мы больше не соберем? А если напасть на него на Краене, от Прямичева вдали, то разобьем, как горшок глиняный. И становища его краенские – хороший кусок. Сколько
