Джанет Маклеод - Любовь с ароматом чая
— Храни тебя Бог, — прошептала она.
— И вас, — отозвался Уилл.
Когда Кларри отстранилась от него, его лицо блестело от слез. Они постояли секунду, грустно глядя друг на друга. В эту минуту им так много нужно было сказать, но они не находили слов.
Кларри быстро вышла на улицу, не позволяя себе заплакать. У нее на сердце лежал тяжелый камень, не давая дышать. Она хватала воздух ртом, вытирая слезы.
На углу площади Кларри оглянулась на свой дом и ахнула от изумления: на долю секунды она увидела высокую фигуру Герберта, стоящего у окна своего кабинета, такого, каким он был многие годы назад. Но это, конечно же, был Уилл, выглянувший, чтобы проводить ее взглядом. Он поднял руку, прощаясь. Кларри помахала ему в ответ и послала воздушный поцелуй. Затем она отвернулась и поспешила прочь, унося с собой его улыбающийся образ, запечатленный в сознании.
То был трудный день — она впервые пришла в чайную после смерти Герберта. Кларри загрузила себя работой. Она старалась не думать об отъезде Уилла, но ей это не удавалось. Вот он выходит из дома в своей форме, стоит на вокзале, едет в переполненном поезде по мосту через Тайн и дальше, на юг…
Не желая возвращаться в опустевший дом, Кларри приняла приглашение Лекси поужинать с ней в квартире над чайной. Младшая сестра Лекси Эдит недавно уехала работать в Сандерленд, и Лекси, никогда не жившая в одиночестве, теперь тяготилась тишиной.
— Всю жизнь мечтала, чтобы мои сестрички эмигрировали в Тимбукту, — пошутила она, — а теперь ловлю себя на том, что болтаю сама с собой от скуки.
Они выпили чаю, съели по вареному яйцу и поговорили о делах насущных. Женщины обсудили сдобу, для приготовления которой требовалось минимум сахара — или же его можно было заменить медом, который продавался на местном рынке; поговорили о влюбленности Эдны в беженца из Бельгии, работающего в доках, и об артрите Айны.
Лекси отхлебнула из чашки и скривилась.
— Чай становится все хуже и хуже, — пожаловалась она. — Воняет дегтем, и на вкус ненамного лучше.
Кларри фыркнула.
— С возрастом ты становишься привередливой.
— Беру пример с тебя, — отшутилась Лекси.
— Ты права, конечно, — вздохнула Кларри. — Последняя партия чая, полученная от Мильнера, хуже некуда. Там ветки величиною с гвоздь. Но поставщики не виноваты, ничего лучше сейчас нельзя достать. Плантаторы идут на поводу у своей жадности и делают четвертый и пятый сбор за сезон. Они не заботятся о качестве, ведь правительство закупает у них чай по предвоенным ценам.
Лекси вдруг громко рассмеялась.
— Кларри, ты зарыла свой талант в землю. Я не понимаю и половины из того, что ты говоришь, но, как по мне, тебе нужно бы работать не в чайной, а в департаменте торговли.
Они ни разу не упомянули об Уилле, пока Кларри не собралась уходить. Лекси сказала, сжав ей руку:
— С ним все будет в порядке, не волнуйся. Он и раньше выкручивался из разных неприятностей.
В ту ночь Кларри забралась в кровать Герберта, радуясь шуму, доносящемуся сверху, где разместились армейские секретарши. Женщины держались особняком, настороженно относясь к вдове, чей дом они занимали. Кларри обняла подушку, все еще хранившую запах Герберта. Мучительная тяжесть, которую она весь день носила в себе, поднялась и стала комом в горле. Сдерживаемая со дня смерти Герберта тоска вдруг затопила ее, усилившись после отъезда Уилла. Содрогаясь, Кларри зарыдала, вспоминая о своем нежном, застенчивом муже, проявившем столько мужества во время своей продолжительной болезни. Она плакала об Уилле, потому что ничего не смогла сделать, чтобы защитить его — доброго, преданно любящего ее Уилла, согревающего ее жизнь так, как будто он был ее собственным сыном.
***
Через неделю, сильно устав и вернувшись домой раньше обычного, Кларри застала в кабинете Герберта двух мужчин, роющихся в его книгах. На ее удивленный вопрос они ответили, что являются оценщиками из аукционной фирмы.
— Но я не намерена продавать книги своего мужа, — возразила им Кларри.
— Вам следует поговорить об этом с мистером Стоком, — ответил ей старший из них, смутившись.
— Но он умер! — воскликнула Кларри.
Мужчина посмотрел на нее с сожалением.
— С мистером Бертрамом Стоком. Он уполномочил нас заняться имуществом своего отца.
Не понимая, что происходит, Кларри прямиком направилась в офис к Берти и потребовала немедленной встречи с ним.
— Что происходит? Я не давала своего согласия на продажу книг Герберта. Я хочу сохранить их для Уилла. У него пока еще не было возможности что-нибудь выбрать, — возмущалась Кларри, разозленная равнодушием Берти.
Он вертел в пальцах нож для распечатывания писем и даже не глядел на нее. Наконец Берти поднял руку.
— Когда закончите свою истерическую тираду, может быть, присядете? — сказал он, не вставая, и указал рукой на стул, стоявший с другой стороны его огромного письменного стола.
С трудом сдерживая негодование, Кларри села. Берти внимательно посмотрел на нее.
— После смерти отца я приглашал вас, чтобы обсудить вопросы наследования, — начал он обвиняющим тоном.
— Я пока не готова к этому, — ответила Кларри. — Я не хочу торопиться. Прошло еще слишком мало времени. Вы не имеете права распродавать вещи Герберта.
— Я имею на это полное право, — возразил Берти с самодовольным видом. — Мне принадлежит теперь все имущество папы — книги, мебель, дом.
Кларри с недоумением уставилась на него.
— Это невозможно.
— Очень даже возможно, — сказал Берти. — Я распоряжался его делами многие годы, не забывайте об этом.
— Бизнесом — да, — согласилась Кларри. — Но не личными вещами.
— Всем, — злобно ухмыльнулся Берти. — Я позаботился об этом, когда он передавал мне свои адвокатские полномочия.
— Вы обманули его! — изумленно воскликнула Кларри. — Вы обманули меня!
— Нет. — Берти наклонился над столом и посмотрел на нее прищуренными глазами. — Все, что было у отца, по праву досталось мне. Вы думали, я позволю вам оставить себе то, что принадлежало ему и моей бедной матушке? Вам, экономке?
Кларри поднялась со стула, сердито глядя на него.
— Я забочусь не о себе…
— Хорошо, — оборвал ее Берти. — Тогда вы не будете возражать, если армейские служащие займут остальные помещения. Я дал согласие на реквизицию всего дома. Когда он станет им не нужен, я собираюсь его продать. Для меня это здание навсегда опорочено вами — вашим англо-индийским дурновкусием и стремлением занять место моей матери.