Синтия Хэррод-Иглз - Флёр
— Очень жарко, и нечем заняться.
Флер чуть заметно улыбнулась.
— Ну, а чем бы ты хотела заняться? Может быть, тебе хочется чего-то особенного? Я уверена, что Сергей Николаевич все сделает для тебя.
Упоминание о муже, казалось, рассердило ее.
— В самом деле? — спросила она, бросив раздраженный взгляд ему вслед.
— Разумеется.
Она тряхнула головой.
— Что здесь делать, когда нас всего трое. Никто даже не подумает, что в нескольких верстах от Евпатории расквартирован Тарутинский полк! А мы пригласили хотя бы одного офицера к обеду? Можно подумать, что все в поместье зачумленные.
— А, вот чего ты хочешь — веселой компании? — вполне резонно спросила Флер.
Но Людмила не желала слушать никаких резонов.
— Конечно, тебе хорошо! — воскликнула она, словно отвечая на совершенно другой вопрос. — Тебя вполне устраивает сидеть весь вечер напролет, ничего не делая. Только читать скучные книги и играть в шахматы. Иногда мне кажется, что это ты за ним замужем, а не я!
Ничто не могло ее больнее обидеть, чем эти злобные слова. Флер нервно засмеялась.
— Не будь глупой! Неужели ты на самом деле думаешь, что он пренебрегает тобой из-за меня?
— Разве не так?
— Конечно нет. Сколько раз Сергей Николаевич предлагал тебе научиться играть в шахматы? В таком случае он гораздо чаще играл бы с тобой. Он тебя просто обожает.
Милочка захлопнула веер.
— Неужели? — Глаза у нее сузились, она чувствовала, что достигла границы и даже переступила через нее. В глазах ее промелькнула решимость выкинуть опасную глупую выходку.
Флер сожалела о том, что не была до конца с ней искренней. Она, конечно, не думала, что Карев обожает Людмилу. С другой стороны, Флер больше не верила, что граф женился исключительно на деньгах. Он испытывал к Милочке довольно сильные чувства. Она по-своему его очаровывала. Флер никак не могла понять, имеет ли все это отношение к его первой жене, на которую Милочка была чуть похожа.
— Он очень любит тебя, — сказала она. Потом добавила: — Ведь он женился на тебе, а мог взять в жены любую.
Казалось, Людмила уже достигла точки кипения. Она, резко выпрямившись и бросив с веранды взгляд вдаль, зло прошипела:
— Если он меня любит, то почему он… — она вдруг осеклась и покраснела до корней волос. — Почему он…
Флер, вздрогнув, встретилась с ее взором. Боже праведный, какое же сокровенное признание вырвалось из ее души.
— Что ты хочешь сказать?
— Ты знаешь, что я имею в виду, — с яростью в голосе воскликнула Милочка.
Флер почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо, и она постаралась поскорее отделаться от охватившего ее смущения. Перед ее глазами прошла вереница образов: вот Милочка хихикает, поднеся ладонь ко рту, шокированная ее словами; вот Карев смотрит на нее сверху вниз своим жгучим взглядом и говорит, что все это не столь важно, словно ежедневное бритье; вот снова он, нежно целует ее, сильнее сдавливая кандалами ее руки; вот Милочка запихивает в рот большой украденный сочный персик, а сок его течет у нее по подбородку.
Граф сказал ей, что Людмила никогда не будет его настоящей женой, но что это все означало? Где-то в глубине души Флер слышала торжественные звуки фанфар — это, конечно, было достойно порицания, но как же было у нее радостно на сердце, как радостно!
— Да, я понимаю, — наконец вымолвила она, стараясь говорить обычным, даже обыденным тоном. — Но ведь, любовь моя, это не имеет громадного значения, не правда ли?
— Нет имеет!
— Ну, может, небольшое, — нельзя на этом концентрировать свое внимание. Женщины не должны переживать из-за таких пустяков. У тебя муж, которого ты сама выбрала, и он постоянно заботится о тебе, что неоднократно доказывал.
— Ах, да что ты об этом знаешь? — воскликнула в раздражении Людмила. — Ничего! Ведь ты даже не была замужем!
Флер постаралась уклониться от ее отчаянного удара.
— Конечно, нет, но…
— Тогда нечего говорить о том, чего не знаешь! Тоже мне — пустяк! — Резко опустившись в кресло, она снова начала энергично раскачиваться. Губы ее сжались, глаза блестели от гнева.
Положение становилось опасным. Сюда могли в любую минуту войти, к тому же Флер все равно придется хранить секрет Милочки, и только одному Богу известно, чем все это кончится. Нужно было принимать правду, какой бы болезненной она ни оказалась.
— Милочка, послушай меня, — медленно начала Флер, — это правда, что он не…
— Конечно правда, — огрызнулась она.
— Совсем? Вообще никогда?
— Пару раз вначале. Но после этого… ни разу.
— Ах, вон оно что. Ясно. — Теперь Флер поняла, почему такая здоровая молодая девушка, как Милочка, не проявляет никаких признаков беременности, хотя девять месяцев со времени их свадьбы давно минули. Возможно, в этом кроется причина ее неуравновешенности. Она, вероятно, хотела иметь детей, а другого способа их рождения пока не изобрели.
— Теперь ты все знаешь, — резко добавила Милочка, и Флер вдруг поняла, что ее гнев был лишь ничтожным проявлением глубокой душевной боли. Людмила доверилась ей, обуреваемая желанием высказаться, все объяснить, она верила в мудрость Флер, верила, что на нее можно опереться. Несмотря на свои злые упреки, ей очень хотелось, чтобы Флер ее утешила, успокоила, чтобы поставила все на свое место.
Глядя на ее умоляющие глаза, Флер пыталась подобрать нужные слова, принести ей облегчение, но у нее ничего не получалось. Она с радостью вздохнула, услыхав стук сапог по деревянной веранде. Их беседу прервали, что помогло Флер скрыть свою беспомощность перед создавшейся ситуацией. Щеки ее еще пылали, и она, стараясь справиться с волнением, внимательно смотрела на свои руки.
В эту минуту на веранде появился Карев, за ним следовал человек в запыленной военной форме.
— Как выяснилось, это не императорский фельдъегерь, — сказал граф. — Его можно было принять за него, но с известной натяжкой.
Удивление на лице Флер сменилось счастливым выражением. Но Милочка ее опередила. Соскочив с кресла-качалки, она, пробежав по веранде, бросилась в объятия посетителя.
— Ах, Петя! Как я рада тебя видеть! Только ты можешь спасти меня от скуки! Не то я просто умру!
Петр, принимая поток поцелуев, пролившийся ему на щеки, смотрел поверх ее головы на брата. Пожав плечами, он глупо ухмыльнулся.
17
Петр сел боком на перила веранды, свесив одну ногу, и зажег тонкую турецкую сигару. Флер медленно раскачивалась на кресле-качалке и пристально смотрела мимо него в сгущавшиеся сумерки. В этот вечерний час летучие мыши начинали свою охоту, и в еще не погасшем до конца свете дня мелькали их быстрые тени. Монотонно, пронзительно трещали цикады, заглушая писк мышей. Теплый воздух был напоен южными ароматами и пропитан приятным запахом сена. Слуга сегодня утром скосил высокую траву под лимонными деревцами, и оно лежало там весь день под солнцем, готовясь стать лакомством для лошадей.
