Сычев К. В. - Роман Молодой
– Вот что я скажу тебе! – молвил князь Роман, проведя рукой по пышным пшеничным усам, и вставая. – Иди-ка, Иван Василич, к себе домой и забудь все эти, сказанные тобой, глупости! Я никогда не соглашусь изменить присяге! У меня нет никакого другого господина, кроме великого князя Дмитрия! Я целовал ему крест, а значит, мне придется так жить до самой смерти, своей или Дмитриевой! Потому, Иван Василич, не обессудь! Как говорится: на небе Бог, а перед тобой – порог! Иди же с Господом!
ГЛАВА 23
ТВЕРСКИЕ СТРАСТИ
Князь Михаил Александрович Тверской сидел в теплый августовский день 1375 года на большой дубовой колоде, приставленной его стражниками к зубцам крепостной стены, и с тревогой смотрел вниз. Московские войска стояли в некотором отдалении от стен Твери, недосягаемые для вражеских стрел, и, казалось, выжидали. – Вот уж влип, – думал великий тверской князь, пытаясь понять замысел москвичей, – как муха в вязкий мед! Какое большое войско! Да, чувствую, что нам не дождаться литовцев! Хитрый Ольгерд оставил меня на произвол судьбы!
Такого Михаил Александрович никак не ожидал: под знаменами великого князя Дмитрия Московского собрались против Твери почти все русские князья! Этого не могли предвидеть все противники Москвы!
Ведь сложившаяся обстановка, казалось, благоприятствовала великому тверскому князю! Дмитрий Московский серьезно «поссорился» с ордынским временщиком Мамаем. Когда его посланник прибыл в Москву с требованием – «восстановить прежнюю дань, как во времена Джанибека» – Дмитрий Иванович сказал: – Мы платим «выход», согласно договору, а больше у меня нет серебра! А если этого мало, прошу не обессудить! Тогда совсем не буду платить!
Мамай посчитал такой ответ оскорбительным и начал готовиться к войне. Он попытался привлечь на свою сторону тестя Дмитрия Московского – великого суздальского и нижегородского князя Дмитрия Константиновича. Но большой ордынский отряд во главе с его посланником Сары-акой был принят Дмитрием Константиновичем за вражеский, поскольку татары вели себя как грабители, «обижая» мирное население. Нижегородцы, выставив большое войско, разбили татар, а Сары-аку с отрядом верных людей взяли в плен. Будучи приведенными в город, татары «буйствовали да ругались», и князь Дмитрий решил их «развести»: самого Сары-аку поселить в отдалении от его воинов, чтобы «усмирить бусурманский дух». Но во время этого «развода» Сары-ака неожиданно вырвался вместе с частью своих воинов из рук великокняжеской стражи и прибежал на «владычий двор», захватив в заложники епископа Дионисия. Напрасно Дмитрий Нижегородский пытался убедить взбунтовавшихся татар, чтобы они прекратили бессмысленное сопротивление и сдались, в ответ Сары-ака поджог усадьбу епископа и, окруженный со всех сторон, приказал стрелять по нижегородским воинам из луков. Тогда русские воины бросились «на яростный приступ» и нещадно перебили всех татар, почти тысячу человек. Во время этого сражения едва не погиб епископ Дионисий, в мантию которого попала стрела: но коварное железо увязло в плотной ткани и лишь напугало окружавших владыку слуг!
Когда Мамай узнал о гибели его людей, он пришел в ярость и немедленно послал на нижегородские земли летучие карательные отряды, которые взяли несколько мелких поселений, пожгли Запьянье, перебили многих сельских жителей и с богатым полоном ушли в степь. А поскольку великий князь Дмитрий Константинович был союзником Дмитрия Московского, действия Мамая означали объявление беспощадной войны.
Весной в Тверь «прибежал» мятежный сын покойного московского тысяцкого Василия Васильевича Вельяминова – Иван. Михаил Тверской принял его с радостью и сразу же отправил в сопровождении знавшего татарский язык «сурожского купца» Некомата в Мамаеву Орду в качестве своего посланника. Иван Васильевич Вельяминов сумел войти в доверие Мамая, обличая Дмитрия Московского «в превеликом зле и нарушении дедовских обычаев». «Злом» он считал упразднение должности тысяцкого и, что вполне устраивало Мамая, отказ Москвы выплачивать Орде дань, «как в древние времена». Кроме того, выполняя заказ великого тверского князя, Иван Вельяминов просил для него «грамотку» на великое владимирское княжение. Мамай не возражал против этого, и 14 июля в Тверь прибыл вместе с купцом Некоматом татарский посланник Ачиходжа, провозгласивший Михаила Тверского великим владимирским князем и вручивший ему ярлык «славного царя Мухаммеда», ставленника Мамая. Обрадованный этим, великий тверской князь послал к Дмитрию Московскому людей с объявлением войны: «сложил крестное целование»! Тверские наместники вновь «сели» в Торжке и Угличе.
Такое поведение Михаила Тверского возмутило князей, бояр и духовенство «по всей Руси»! Сочувствие к нему некоторых удельных князей, недовольных поступками великого князя Дмитрия Московского, растаяло, как дым! А когда Дмитрий Иванович объявил о сборе войска и с первыми отрядами прибыл в Волок, к нему стали стекаться добровольцы «со всех сторон». К московскому войску присоединились со своими дружинами великий князь Дмитрий Константинович Нижегородский с сыном Симеоном, его брат Борис Городецкий, князья Владимир Андреевич Серпуховский, Андрей Федорович Ростовский, Василий Константинович Ростовский с братом Александром, Василий Васильевич Ярославский, его брат Роман Васильевич, Федор Романович Белозерский, Василий Михайлович Кашинский, Федор Михайлович Моложский, Андрей Федорович Стародубский, Роман Симеонович Новосильский, Симеон Константинович Оболенский с братом Иваном Тарусским. Пришел даже представитель великого смоленского князя Святослава – его племянник Иван Васильевич, сын покойного брянского князя Василия Ивановича! Это говорило об отказе Смоленска сотрудничать с Литвой, а ведь еще весной сын великого смоленского князя участвовал в походе литовцев на Ливонию!
Князь Роман Михайлович Брянский со своей дружиной входил в состав Запасного полка объединенного войска и следовал в хвосте, не рассчитывая на участие в боях.
В тот самый день, 29 июля, когда Дмитрий Московский повел войско с Волока на Тверь, случилось солнечное затмение. Оно было расценено, «как Божье благословение».
1 августа союзное войско вошло в тверской городок Микулин, а 5 августа приблизилось к самой Твери. Вскоре на помощь Дмитрию Московскому пришли и новгородцы – отборные, рослые ополченцы, одетые, все как один, в дорогие железные кольчуги. В целях полного окружения Твери они навели два моста через Волгу.
8 августа начался жестокий приступ. Москвичи подвели к дубовым стенам Твери огромные деревянные башни – «туры» – из которых воины метали горшки «с грецким зельем», стремясь поджечь стены и деревянные строения. Им удалось зажечь мост и стрельницу у Тматских ворот, но тверичи не собирались сдаваться, отчаянно и жестоко сражаясь! Сам великий князь Михаил не один раз выводил за стены свои «железные полки» и наносил врагам значительный урон. Во время одной из битв тверичи, отразив наступление Передового московского полка, сами, в свою очередь, совершили нападение на «московских осадных людей», перебили их, а «все туры нещадно порубили». Погиб и московский боярин Симеон Иванович Добрынский, тщетно пытавшийся защитить осадные орудия. Но и сами тверичи понесли тяжелые потери, ибо Дмитрий Московский, увидев неудачу своих «осадных людей», перебросил им на помощь довольно значительные силы: в битву был вовлечен и Запасной полк с брянскими дружинниками…Смелые тверичи, оставляя на поле сражения убитых и раненых, спешно отошли под защиту стен в город. Тем временем, московские войска разоряли «городки и волости» тверского удела, взяли Зубцев и Белгородок. Дым от пожарищ и смрад от разлагавшихся под солнцем трупов стояли в воздухе. Тщетно Михаил Тверской ждал своих литовских союзников: те, узнав об огромном войске москвичей, не решились идти к Твери.
