Жюльетта Бенцони - Кровь, слава и любовь
– Я прошу у господа нашего прощения за безумства, которые мы с вами только что совершили. Это не что иное, как тяжкий грех! – прошептала она так тоскливо, что д'Артаньян, против собственной воли, расхохотался.
– Да мы ведь женаты, моя дорогая! Женаты самым что ни на есть надлежащим образом! Нас благословил священник, и, если позволите, я уверен, что у господа хватает грешников, кроме нас с вами! Не понимаю, почему он должен быть к нам в претензии из-за того, что мы вкушаем вполне законное… и абсолютно всеми разрешенное счастье.
– Нет! Вы забываете, что мне уже известно, что такое супружество: всего лишь неприятная обязанность! А то, что мы пережили, совершенно на это не похоже! И такое глубокое наслаждение может быть только греховным!
– Господи! – простонал мушкетер. – Я же не виноват в том, что ваш первый муж был старой перечницей без всякого… воображения! Ради бога, выкиньте из головы эти глупые мысли… и идите поскорее ко мне!
Он протянул к ней руки, но она отпрянула, словно перед внезапно возникшей опасностью, и покачала головой.
– Нет, не трогайте меня! Мне нужно помолиться! И… может быть, вы будете настолько любезны, что оставите меня одну?
– Клянусь всем святым, вы просто потеряли голову! Вы меня прогоняете?
– Вовсе нет. Я прошу вас только оставить меня наедине с господом! Мне надо помолиться…
Д'Артаньян медленно вылез из постели, взял с кресла свой халат и накинул его на плечи. Он понимал, насколько бесполезны даже попытки добиться от этой перепуганной богомолки сколько-нибудь разумных слов. Его терзало разочарование, в нем уже начинал клокотать гнев.
– Отлично, мадам! – сказал он сухо и, церемонно поклонившись, добавил: – Значит, вам угодно спать одной!
– Я не собираюсь спать, друг мой, я хочу помолиться…
– Ну, молитесь сколько угодно, если вам это нравится!..
Окончательно взбесившись от ее мирного тона, он пулей вылетел из комнаты и захлопнул за собой дверь. У него сегодня не топили, между перинами не положили грелку. В постели было сыро и холодно. Не переставая ворчать, он проскользнул между простынями, которые показались ему заледеневшими.
– Нарочно не придумаешь! Молиться в первую брачную ночь!
Затем его взгляд упал на портрет королевы, и ему показалось, что та смотрит на него иронически.
– Во всяком случае, я хорошо знаю, кто останется здесь со мной! – буркнул он, зарываясь в перину и натягивая одеяла до ушей в надежде хоть немного согреться.
Другой на его месте впал бы в отчаяние, но д'Артаньян привык к суровой походной жизни, чтобы страдать от подобных перепадов температуры. Несколько минут спустя он храпел так громко, что стены дома содрогались. А Шарлотта все это время, заливаясь горючими слезами, умоляла господа простить ей то, что она считала греховным наслаждением.
С той поры в прекрасном особняке на набережной Гренуйер началось весьма странное существование. Днем жена капитана мушкетеров в высшей степени достойно играла свою роль примерной супруги одного из самых высоких военачальников королевства. Она заботливо вела хозяйство, наблюдала за тем, чтобы все было в порядке с экипировкой мужа, принимала гостей, навещала бедняков, часто бывала в приходской церкви и бдительным оком следила за слугами.
По ночам порывы страсти как бы случайно заносили ее в объятия мужа. Тогда, пережив минуты восторга и наслаждения, Шарлотта с поражающей воображение быстротой брала себя в руки и мгновенно переходила к умерщвлению плоти, надеясь таким образом искупить страшный грех, который она только что совершила, забывшись в пагубном удовольствии. Слезы лились рекой, начинались бесконечные молитвы. Шарлотта мучилась угрызениями совести, что чрезвычайно смущало несчастного д'Артаньяна. Он постепенно приходил к выводу, что жена его не совсем нормальна. Он и сам порою чувствовал себя немного сумасшедшим, потому что, несмотря ни на что, Шарлотта очень ему нравилась. Он никак не мог понять, почему нужно так уж каяться и выпрашивать у бога прощения за счастье, которое казалось ему совершенно естественным. Если бы не эта неприятная склонность жены, им с Шарлоттой могло бы быть так хорошо вместе! Не утихала и тайная война, которая началась между ними из-за портрета королевы…
Д'Артаньян, будучи от природы оптимистом, не терял надежды, запасшись терпением, со временем урезонить и приручить свою чересчур совестливую супругу. Может быть, с этой целью достаточно будет найти для нее подходящего духовника? Капитан решил, что лучше всего, как только подвернется подходящий случай, замолвить об этом словечко одной даме из своих подружек…
К несчастью, не только эти обстоятельства омрачали счастливую супружескую жизнь четы д'Артаньянов. И портрет королевы был не единственным объектом ревности Шарлотты. На самом деле она ревновала мужа ко всем женщинам, какие только попадались ей на глаза, и не только не скрывала этого, но демонстрировала слишком явно!
«Ревность! Что за бедствие!..» – нередко с горечью думал д'Артаньян, возвращаясь домой. Как можно утверждать, что любишь кого-то, если постоянно отравляешь ему жизнь своей ревностью?
Действительно, с течением времени ревность Шарлотты принимала все более угрожающие размеры. Она не могла вынести дружеской улыбки мужа, адресованной другой женщине. Да что там улыбки! Она не могла вынести простой любезности с его стороны, если женщина была красива. А в ту эпоху, когда любезность считалась одним из главных достоинств мужчины, лишить его возможности проявлять галантность было хуже, чем нанести ему серьезное увечье. Несчастному пришлось научиться не различать хорошенького личика, когда его жена оказывалась поблизости. В таких случаях он внезапно становился близоруким. Д'Артаньян прятался за эту близорукость, как люди прячутся под зонтиком от проливного дождя или палящего солнца.
Шарлотта не дремала. Она старалась избежать неминуемых неприятностей, принимая своеобразные меры предосторожности. Отныне она приглашала к себе на приемы только записных уродин или же старушек, потерявших в силу возраста даже остатки былой красоты и потому не представлявших для нее опасности. Для мушкетера, который всегда воспринимал женщин как одно из самых приятных удовольствий, какие только может подарить земное существование, посещение гостиной жены стало теперь чем-то вроде подвига. Блестящий капитан мушкетеров, мужественно встречавший врага лицом к лицу, заходил туда так, будто бросался в ледяную воду: набрав в грудь побольше воздуха и задержав дыхание. Еще бы! Шарлотте удалось создать у себя в гостиной нечто вроде комнаты ужасов!
