Марина Фьорато - Мадонна миндаля
Кольцо заказал для нее Бернардино, специально для этого предприняв поездку во Флоренцию, город своей юности. Там, на Понте-Веккьо творят свои чудеса самые лучшие на свете ювелиры, поистине великие мастера, но те из них, кому и вовсе нет равных, трудятся в самых скромных мастерских, на дверях которых красуется шестиконечная звезда. Симонетта сама послала туда Бернардино, зная, что именно тамошние еврейские ювелиры некогда изготовили золотую руку для ее дорогого покойного друга. Бернардино достаточно было переступить порог любой из этих мастерских и произнести имя покойного Манодораты, чтобы к нему отнеслись с полным вниманием и уважением. И это оказалось весьма кстати, ибо рисунок кольца, им самим придуманный и нарисованный, был весьма сложен — вряд ли такое кольцо сумел бы изготовить любитель или заурядный ремесленник. Этот перстень украшало изящное сердечко, сплетенное из тончайших миндальных веточек, а внутри сердечка красовалось некое подобие королевской лилии, лепестки которой представляли собой три золотых листочка миндаля. И на каждом из этих листочков лежало ядрышко миндаля, как на гербе ди Саронно, сделанное из сверкающих речных жемчужин. Колесо Фортуны тоже повернулось, завершив полный оборот, и это миндальное дерево наконец принесло плоды.
Вероника подошла к Симонетте и с улыбкой — редкой гостьей на ее устах — взяла госпожу под руку, помогая добраться до кареты. Тем временем пошел снег, но снежинки были такими маленькими и легкими, что этот снегопад никак не мог помешать их возвращению домой.
Прежде чем сесть в карету, Симонетта ди Саронно, сама не зная почему, вдруг остановилась, откинула голову назад и открыла рот, чтобы туда влетели эти легкие снежинки.
ГЛАВА 47
ЭПИЛОГ
Лоренцо Джованни Батиста Кастелло ди Саронно погиб в битве при Павии 24 февраля в год 1525-й от Рождества Христова. Но Сельваджо Сант-Амброджо жив до сих пор, уж я-то отлично это знаю, потому что Сельваджо — это я и есть. Я перебрался в Неаполь и счастливо живу там, решив, что тайна моя будет в большей сохранности, если я и моя семья окажемся подальше от равнин Ломбардии. Моя семья? Да! И позвольте рассказать вам о тех, кто мне дороже всего на свете.
Нонна по-прежнему с нами. Она совершенно ожила в тот день, когда, открыв глаза, вдруг увидела меня, склонившегося над ее постелью. Это случилось в тот самый день, когда я снова обрел свою Амарию, по возвращении из Саронно отыскав ее на берегу pozzo dei marito. Болезнь Нонны коренилась в ее душе, а душу, как известно, лучше всего излечивают радостные события, единственное лекарство, которое требовалось нашей дорогой старушке, — это мое возвращение. Мне стыдно, что я невольно нанес ей такой удар. Порой мне кажется, что я не заслуживаю такой бабушки, такого чудесного старшего друга. Теплые ветра юга пришлись Нонне по душе, и теперь, надеюсь, она всегда будет с нами и еще долго нас не покинет.
Мой сын родился летом, и мы назвали его Грегорио — так звали одного хорошего человека из моего далекого прошлого, он вполне такой чести заслуживает. Сынишка — главная радость моей жизни. Подрастая, он теперь часто играет у меня в мастерской на полу со стружками и обрезками дерева. Должен сказать, что я стал вполне состоятельным и уважаемым жителем Неаполя, ибо изготовленная моими руками мебель отлично раскупается. Я даже оказался в состоянии купить в Неаполе весьма просторный и красивый дом. Как все-таки странно, что я, последний в благородном роду ди Саронно, стал плотником и торговцем! Однако работа эта мне очень нравится, а дерево я просто обожаю. В этом материале есть некий глубинный смысл, реальность и естественность. Благодаря ему я погружаюсь в совершенно иной мир, ничего общего не имеющий с миром знати, полным внешнего лоска, но совершенно пустым. Из Павии мы захватили с собой одну-единственную крупную вещь. Эту вещь я тоже сделал сам и очень ею горжусь. Это голубятня. Теперь она стоит в центре нашего красивого нового двора, а наша белая голубка Филис очень повеселела, обретя новых друзей, что очень радует мою жену Амарию.
Ах, моя Амария! Жена моя! Душа ее так полна счастьем! И наше благополучие идет ей на пользу — она так хороша в новых нарядах из тонких шелков. Впрочем, у нее по-прежнему самое доброе сердце на свете. И теперь она с той же лаской станет заботиться о наших детях, как некогда заботилась о муже и как когда-нибудь станет заботиться о внуках.
Порой до меня доходят кое-какие вести из Саронно. Я узнал, например, что у Симонетты и Бернардино тоже родился сын и они назвали его Аурелио. Едва услышав об этом, я тут же принялся за работу и вырезал Ноев ковчег с целым сонмом всевозможных крошечных тварей — каждой твари по паре и каждая не больше ногтя, всех их я посадил в деревянное судно, служившее им убежищем, затем завернул готовый ковчег в красный шелк и послал быстроногого гонца, строго наказав ему бежать бегом до самой виллы Кастелло, чтобы передать этот подарок, но ни в коем случае не называть имя дарителя. Надеюсь, что эта вещица порадовала их малыша. Тогда я, правда, не знал, сколь сильное впечатление мой подарок произвел на мальчика, ибо много лет спустя Аурелио Луини, последовав примеру отца-художника, написал на стене монастыря Сан-Маурицио в Милане чудесную фреску, на которой изображен был Ноев ковчег. Должен сказать, что он оказался достойным наследником Бернардино. Вы и сами можете в этом убедиться, ибо фреска эта и поныне там. Я знаю, что Евангелиста очень быстро стал называть отцом того, кто некогда нарисовал у него на ладони голубку, а маленький Джован Пьетро последовал примеру старшего брата.
А Симонетта? Мне известно, что она обрела истинное счастье, став женой Бернардино Луини и матерью его сыновей. Но я ее больше никогда не видел, зато видел множество ее изображений. Бернардино как-то сказал, что вся Ломбардия покрыта кровью и красками, кровь, высохнув, постепенно исчезает, превратившись в прах, но то, что нарисовано красками, остается навечно. Вы и сами можете увидеть Симонетту, если сходите, как это сделали мы с Амарией, в неапольский Музей Гаэтано Филанджери. Стоит взглянуть там на картину «Богородица с Младенцем и поклоняющейся ей монахиней», написанную Бернардино Луини, и вы увидите Симонетту в роли Мадонны с Младенцем Христом. Они сидят в миндальной роще, и монахиня с добрым лицом читает им Библию, а на заднем плане среди деревьев виден идущий человек. Художник изобразил только одну его руку, здоровую, а вторую, золотую, этот человек как бы прячет под плащом. Симонетта — Мадонна — на этом самом месте застрелила его из лука, попав стрелой прямо ему в сердце. Она убила его во имя их великой дружбы. А ребенок, которого она держит на руках, — это старший сын убитого, осиротевший из-за войны, которую ведут между собой два непримиримых Бога, христианский и еврейский. У Мадонны белые-белые руки, на которых указательный, средний и безымянный пальцы одной длины. Это руки жены художника Луини и матери его детей.
