Маргарет Брентон - Жемчуг проклятых
— А вам не кажется, что сначала надо спросить ее мнение? Ну же, Нест?
— Я пойду, — сказала она, вслушиваясь в рокот, распадавшийся на слова.
— Ты еще не достигла совершеннолетия, девочка, и не вольна принимать такие решения. Как твой опекун, я имею право распоряжаться твоей судьбой. Ты останешься здесь…
«… я не выпущу тебя, Агнесс…» — загрохотало вокруг, но Ронан бровью не повел. Неужели не слышит? Или послание предназначено только ей?
— Что ж вы, на цепь ее посадите?
— Если понадобится.
«…я заключу тебя в хрустальном дворце, о стены которого разбивается время…»
— Тогда я вызволю их обеих. Мою мать и мою Нест. Моих женщин.
— Этого не произойдет.
«…раз в год я буду вывозить тебя на белом скакуне, но строго следить, чтобы никто не схватил его за узду и не разрезал твои путы железным ножом…»
— Еще как произойдет. Даже если мне придется вас убить.
— Попытайтесь, сэр.
Пол под ногами стал вязким, как трясина, и Агнесс почувствовала, что упадет и не сможет подняться. Она послала дяде молящий взгляд, но в его прозрачно-серых глазах увидела снежную круговерть, которая все разрасталось. Сейчас их с Ронаном затянет в метель и расшвыряет по сторонам, они будут вслепую тыкаться в белой мгле, пока не выбьются из сил и не уснут, убаюканные страшной зимней колыбельной.
И тогда Агнесс останется с Джеймсом навсегда.
Теперь уже и Ронан услышал завывание вьюги и вскрикнул, когда вихрь швырнул ему в лицо острое крошево снежинок. Прижимая к себе Агнесс, рванулся к двери, но дверь захлопнулась и покрылась коркой льда.
— Вы думаете напугать меня салонными фокусами? — обернулся он к Джеймсу, который улыбался так же спокойно.
— Ничего ты еще не видел, глупый мальчишка. Я не остановлюсь ни перед чем, лишь бы удержать Агнесс от Третьей Дороги.
— От чего?
Свист ветра стих так внезапно, что от наступившей тишины у Агнесс заломило в ушах. Мистер Линден смотрел на Ронана в таком замешательстве, словно это Ронан, а не он, устроил метель в середине июня.
— Как еще ты собираешься найти свою мать, если не через Третью Дорогу? По карте наугад будешь тыкать? — сказал мистер Линден и стал обычным джентльменом, огорченным, что у молодого поколения столь скудный запас знаний.
— Дядюшка, Ронан ничего не знает про Третью Дорогу, — пояснила Агнесс, радуясь его внезапному возвращению в мир людей.
Позади застучала капель — дверь понемногу оттаивала.
— Как он может про нее не знать? — отмахнулся мистер Линден. — Он что, своих рук не видел? Недаром же он носит перчатки. Уж будь так добр, сними перчатки и докажи Агнесс мою правоту.
Ронан согнулся, как будто пастор резко ударил его в живот, но распрямился и, глядя на него с вызовом, медленно стянул перчатки. Еще до того, как они сползли окончательно, Агнесс поняла, почему он прятал руки. Вместо смуглой кожи — шершавая кора, как у старого дерева, сплошные струпья и трещины, некоторые совсем свежие, а между пальцев багровели шрамы.
Когда раздался судорожный вздох, Агнесс поднесла ладонь к губам — как можно быть такой несдержанной?
Но это была не она. Это был мистер Линден.
— Боже! Кто это сделал? Твой отец? — обратился он к Ронану с искренним сочувствием.
— Я таким родился.
— Нет, мальчик, ты родился не таким. Ты родился с перепонками между пальцев. Если разрезать перепонки, кожа трескается и может ороговеть, суставы теряют подвижность. Это явление хорошо изучено, увы, слишком хорошо.
— Значит, я все-таки демон? — обреченно спросил Ронан.
— Ну что ты, какой из тебя демон? Ты обычный фейри. Селки-полукровка.
Заметив недоуменные взгляды, Джеймс продолжал:
— Селки живут в море в обличье тюленей, но порою выходят из воды и сбрасывают тюленью шкуру, что скрывает их человеческие тела. Ты наполовину селки… или все-таки роан… нет, селки, хотя разница между ними теперь не так уж велика. Селки отличаются свирепым нравом, они топят рыбацкие лодки и рвут сети. Роаны, напротив, смиренны и миролюбивы. Сейчас оба племени живут вместе, потому что их осталось очень мало. Кровь их давно смешалась.
— Тюлени, — медленно произнес Ронан. — Шкуру? Они… сбрасывают шкуру?
— Да, и если завладеть ею, их можно принудить к супружеству. Из селки получаются хорошие жены и заботливые матери, а детей, родивших от такого союза, можно отличить по перепонкам между пальцами. Но если селки найдет свою шкуру, она принимает звериный облик и возвращается в море, обрывая все связи с миром людей.
— Я держал ее шкуру в своих руках… если бы я тогда… — забормотал Ронан, опускаясь на пол рядом с каменным драконом и комкая стебли наперстянки.
Нагнувшись, мистер Линден похлопал его по плечу.
— Не отчаивайся, ты успеешь найти свою матушку. Обратись к Третьей дороге, попроси, чтобы она привела тебя к ней.
— Что это за дорога, сэр? — спросила Агнесс, поглаживая Ронана по другому плечу.
— Жил да был в Шотландии один бард, Томас Рифмач, прозванный «Честным» потому что за всю жизнь он не произнес ни одного лживого слова. Посему у нас нет причин не верить этому джентльмену. Как-то раз, когда он отдыхал на Эйлдонском холме, к нему подъехала дама в зеленых шелках и парче, а с уздечки ее белоснежного скакуна свисали серебряные колокольчики, пятьдесят и еще девять. Столь прекрасна была та дама, что Томас преклонил перед ней колени, как перед Богородицей. Но то была Королева Фейри, и она поведала ему о трех дорогах.
Ты видишь узкий трудный путьМеж терний в глубине лесной?Путь Добродетельных. ЕгоПройти не многим суждено.А видишь ли обманный путьМеж лилий, что цветут в лесах?Тропа Неправедных. Не верь,Что это путь на Небеса.А видишь ли чудесный путьМеж папоротников в холмы?Тропа в Эльфийские Края,Где в эту ночь должны быть мы.[6]
— Фейри — это и есть «они»? — поняла наконец Агнесс.
— Да, хотя мне больше по душе название «сокрытый народ». В те дни, когда мир еще был молод и видел прекрасные сны, фейри не нужно было таиться, но люди вытеснили их с зеленых лугов, срубили их леса и перегородили плотинами их реки. Фейри могущественны, но при этом очень уязвимы. Многих из них страшит холодное железо, а его становится все больше и больше. Одни погибли, другие скрылись от людей, прибегнув к помощи гламора — волшебных чар, которые могут изменять очертания мира, делать его прекраснее, чем он есть на самом деле, или напротив — притушить сияние красоты, сделать ее недоступной для глаз смертных… Или просто позволяют им оставаться невидимыми. Это как мимикрия у животных.