Елизавета Дворецкая - Огнедева
И все же она не сразу решилась. Велем, казалось, не обращал на нее особого внимания: попросили найти и проводить домой, он и вел ее, будто заблудшую козу на веревке. Да и страшно было останавливаться: деревья метались и гнулись совсем рядом, ветви хлестали по головам, гром гремел и раскатывался уже совсем близко. Велем умело выбирал путь, держась с наветренной стороны от больших деревьев, из-за чего им пришлось забраться в ольшаник. Плутать среди кочек, поросших сорным кустарником, было особенно трудно, и у Остряны мелькнула мысль о том, в какой ужас превратится ее нарядная рубаха. Однако еще больше ее беспокоило, как бы среди кочек не попасть в стоячую воду, не споткнуться о невидимую в сухой траве корягу, не сломать ногу, провалившись в яму.
Но вот наконец ольшаник остался позади. Они выбрались на луговину, немного дальше от того места, где начиналась лесная тропа и лежал священный камень. На открытом месте было уже не так страшно. Оба, не сговариваясь, остановились возле камня, чтобы перевести дух и немного отряхнуться от налипшего лесного сора. Отсюда было хорошо видно, что над Ярилиной Горой уже вовсю поливает дождь, синяя стена льющейся воды приближается, несомая тучами и ветром. А на западе, где садилось солнце, еще блестели его последние лучи — пелена туч там кончалась, будто отрезанная ножом.
— Постой! — Остряна, наконец решившись, взяла Велема за рукав. — Погоди!
— Устала? — Он обернулся. — Держись, скоро дома будешь. Из Перыни все разбежались уже, да угощение по домам разобрали. Твой батя — мужик не промах: лучшие куски, поди, уволок, так что голодной не останешься! — Он усмехнулся.
— Постой! — повторила Остряна, по-прежнему держа его за рукав, будто боялась, что он убежит и не станет слушать. — Послушай меня. Ты ведь когда домой в Ладогу собираешься — завтра?
— Завтра. И так загостились. Как бы батя мой не стал войско созывать, нас вызволять.
— Может, оно бы и не худо, — заметила Остряна, многозначительно глядя на него. — Иначе вы ведь не уедете.
— Что? — Велем слегка нахмурился. — Как это — не уедем?
— Да ведь есть люди… которые не хотят, чтобы вы уезжали.
— Что за люди?
Остряна выразительно смотрела на него. И Велем подумал: не мудрено, если словеничи не хотят лишиться своей Огнедевы, Вышеслав ему прямо об этом говорил. А эта дева — дочь Вышеслава. Очень может быть, что она что-то знает.
— Что такое? — Он взял ее за плечи, будто теперь сам боялся, что она убежит и не скажет.
Остряна глубоко вздохнула, снова пытаясь решить сложную задачу: намекнуть на опасность, не говоря дурного слова о своей родне.
— Вольга Судиславич твою сестру больше жизни любит, — начала она. — А он моим братьям шурь. Могут они ему по-родственному помочь невесту добыть? Могут. Но и ты парень не слабый. Если драка будет, можешь ты его убить? Очень даже просто. А тогда будет право у моих братьев тебе отомстить за него — будет, еще как. И что получится? Огнедева в Словенске останется, а плесковский князь Судила на Ладогу войной пойдет. И будете воевать, пока хоть там, хоть там по полтора мужика в живых останется. А Полянские сваты не от вас, а от нас невесту с собой увезут, потому что если останется на Волхове сила, то это наша сила будет, а не ваша.
— О чем это ты? Сама что ль придумала?
— Может, придумала. А может, и нет. Только ты дураком выйдешь, если у кого-нибудь спрашивать станешь. Не скажут тебе ничего.
Велем оставил ее и задумался. В том, что сказала Остряна, ничего невозможного не содержалось. Это было именно то развитие событий, которое ему нужно предотвратить, потому что Ладога не получит в этом случае ничего, кроме разорения, горя и гибели. Но если Вышеслав действительно задумал нечто подобное, то он не признается, и спрашивать бесполезно. Можно только попытаться уйти. Тайком. То есть что же — собственную сестру выкрасть у чужих людей?
— Ну и задачку ты мне задала… — Велем потеребил волосы на затылке, пытаясь скрыть, как сильно он в действительности удивлен.
— Но для этого им без Вольги Судиславича не обойтись, — добавила Остряна, зорко за ним следившая и пытавшаяся прочитать по лицу ход его мысли. — А Вольга на этот лов не пойдет.
— Не пойдет? — Велем поднял на нее глаза.
— Он не с ними, ты не думай, — пояснила Остряна, больше ради своей подруги Любозваны, чем ради самого Вольги. — Да и пошел бы он, зная, что ценой его головы… эти дела будут делаться? Без его головы и права на месть не будет, не взойдет ничего. Но он не пойдет. Он раньше уедет. Еще ночью.
— Куда?
— К себе в Плесков. Или ты тоже его крови хочешь?
— Мне к чему? Я ведь не комар. — Велем с досадой прихлопнул летучего кровососа у себя на шее. — Мне отцом было велено сестру воротить. За Вольгиной головой меня не посылали. Я сестру верну, и пусть отец с прочими родичами решают, как им за обиду с князя Судилы взыскивать.
— Значит, слушай. — Приободренная Остряна привычно взяла дело в свои руки. — Вольга уедет еще в полночь, как все напьются и завалятся спать. А вы не сильно-то на меды налегайте, чтобы утром подняться и не с больной головой. Встанете на заре, как рассветет, лодьи спустите. Будут вас уговаривать обождать — не поддавайтесь, чтобы они ничего другого придумать не успели. И я сама поеду провожать вас, помогу, если что.
— Это к чему? — недоверчиво хмыкнул Велем. — А то решат потом ваши старики, что теперь я у вас девку украл. Мне больше такой беды не надо.
— Я стрыйке Добролюте скажу, что сама хочу Огнедеву проводить, чтобы ей честь оказать. И сама Добролюта с вами поедет, чтобы с твоими родителями повидаться. Вот и я с ней. Кто же девку с бабой крадет? — Она усмехнулась, глядя на Велема будто с намеком: неужели меня и красть не стоит?
— Ну, в другой раз я бы без бабы обошелся, — ответил Велем. — Но тут дело такое… А тебе-то в этом какая корысть?
— Как Перун повелел: за правду против кривды биться! — прокричала Остряна в ответ. Порывы ветра и рев близкого леса мешали говорить, так что им приходилось стоять вплотную и почти орать друг другу в уши.
Где-то поблизости с оглушительным треском сломалась ель, стала падать, сшибая ветки деревьев. Она была достаточно далеко, чтобы их не задеть, но оба невольно вздрогнули, Велем безотчетно обнял Остряну, отодвинул и загородил собой. Прямо над головой полыхнула молния. Девушка хотела что-то сказать, но тут раздался еще более мощный громовой удар, так что оба пригнулись. Перун был здесь, был вокруг, небеса содрогались под его грозной тяжелой поступью, земля трепетала. Ветром несло тревожащий и радующий, возбуждающий запах грозы, дыхание Перуна.
