Дженнифер Блейк - Цыганский барон
Анжелина вышла вперед и встала между сыном и своим бывшим женихом.
— Прошу вас, мне кажется, не стоит…
— Я хочу остаться наедине с дочерью, — сказал Андре.
— Это невозможно.
— Послушайте, молодой человек, может, вы и принц, но командуйте теми, кто готов повиноваться. Надо мной и над моей дочерью вы не имеете власти.
Мара заметила, как желваки выступили на скулах принца. Его руки сами собой стиснулись в кулаки. Она попыталась сесть и умоляюще произнесла:
— Родерик…
Он услыхал ее мольбу, оглянулся на нее и, увидев, что она пытается приподняться, поспешил на помощь. Его рука стальным обручем обхватила ее плечи, другой рукой он собрал и подложил ей под спину подушки.
— Как видите, — тихо сказала Анжелина, обращаясь к Андре, — мой сын заботится о Маре. Он не отходит от нее с тех самых пор, как она была ранена. За это время он стал опытной сиделкой.
— Мужчины обычно не работают сиделками при больных дамах.
— Большинство мужчин, — мягко поправила она. — Но есть и другие мужчины, которые не боятся болезней. Мужчины, которым по плечу любая задача.
Ее слова не смягчили Андре.
— И все-таки я хочу поговорить с дочерью. Я вынужден просить, чтобы меня оставили с ней наедине.
Родерик повернулся к нему:
— Мара не выдержит долгого обсуждения событий, о которых она уже написала вам в письме.
— Но она в состоянии выдержать ваши грубые приставания? Мне следует вызвать вас на дуэль!
Дуэль. При мысли об этом Мара пришла в ужас.
— Папа, не надо! Родерик…
— Я в вашем распоряжении, сударь. Но было бы лучше, если бы вы прошли со мной в мои апартаменты, где я готов ответить на любые ваши вопросы.
— Прекрасно, но я предпочитаю правду.
В комнате наступило напряженное молчание. В нагретом, благоухающем цветами воздухе явно собрались грозовые тучи. Андре нанес Родерику страшное оскорбление, за которое любой другой человек поплатился бы жизнью. Мара протянула руку и коснулась рукава Родерика. В глазах у нее стояли слезы.
Он ее не разочаровал. Ровным, решительным тоном он проговорил:
— Я, разумеется, приукрашу факты лишь настолько, насколько это необходимо, чтобы укрепить доброе мнение, сложившееся у вас обо мне, сударь.
Мара перевела взгляд на отца:
— Скорее от него можно ожидать, что он скроет правду, чтобы защитить меня, а всю вину возложит на себя. Сделайте на это скидку, отец, и прислушайтесь к его словам. Никто лучше, чем он, не сможет объяснить вам, что здесь произошло.
— О, я знаю, — Андре бессильным жестом вскинул и уронил руки, признавая свое поражение. — Высокопарное объяснение, составленное в таких замысловатых выражениях, что добираться до сути — все равно что выдирать зубы у дракона. Но раз уж он готов стерпеть оскорбление, нанесенное ему в его собственном доме, пожалуй, мне стоит хотя бы выслушать его.
Он подошел к постели, с неуклюжей лаской обнял дочь и прижался губами к ее лбу. Потом, с вызовом бросив взгляд на Родерика, он пообещал вернуться позже и вместе с принцем вышел из комнаты.
Мара проводила их взглядом. Один был высокий, стройный, золотоволосый, другой — уже полнеющий, седеющий, но оба бесконечно дороги ее сердцу. Слезы покатились у нее из-под ресниц.
Анжелина подошла и оправила постель: отложила в сторону мандолину Родерика, вытащила оказавшуюся под подушкой забытую книгу Мары. Досадуя на себя за слабость, Мара отерла слезу краем простыни и спросила у своей крестной матери:
— Как вы думаете, они не подерутся?
— Они будут испытывать друг друга, но вряд ли их ссора дойдет до опасного предела, пока Родерик сохраняет самообладание.
— Да разве он может сохранить самообладание, когда ему брошен такой вызов?
Анжелина тепло улыбнулась ей.
— Тебе ли не знать? Никто, насколько мне известно, не испытывал его терпение сильнее, чем ты.
— Я думала, что его отец… — начала Мара, но тут же сообразила, что подобное замечание вряд ли польстит королеве.
— Да, конечно, но ты женщина, ты наделена такими свойствами… для испытания мужчин, каких у Рольфа нет.
Мара ответила ей слабой улыбкой.
— А где король?
— Будучи человеком, наделенным почти сверхъестественным чутьем на неприятности, он меня покинул, предоставив мне одной приветствовать твоего отца.
— Я хочу спросить, король не против его приезда сюда?
— Может быть, он и не слишком доволен, но я об этом не узнаю, если только он не решит, что я скучаю без его ревности.
Мара устало откинулась на подушку.
— Значит, у него, как и у его сына, ничто и никогда не бывает просто и ясно?
— Ну почему же? Они оба говорят напрямую в тех случаях, когда обычные люди прибегли бы к тактичному иносказанию. Но я утомила тебя своей болтовней, — покачала головой Анжелина. — Тебе еще что-нибудь нужно?
Как просто было бы продолжить разговор с матерью Родерика, хотя бы ради того, чтобы снова и снова слышать и произносить его имя, узнать о нем еще что-то новое! Но это не привело бы ни к чему хорошему. К тому же это было больно.
Она заставила себя улыбнуться:
— Нет, спасибо.
— Что ж, пойду позабочусь, чтобы приготовили комнату для Андре. Я могла бы послать к тебе Джулиану или Труди, но, полагаю, раз ты устала, тебе лучше отдохнуть. Может быть, даже вздремнуть.
Мара кивнула. Через минуту она услыхала, как за Анжелиной закрылась дверь. Спать ей совершенно не хотелось. Что сейчас говорят друг другу Родерик и ее отец? Об этом страшно было даже подумать. Никогда раньше она не видела своего отца таким расстроенным. Не в последнюю очередь, решила она, его уязвила справедливость упрека, брошенного ему Родериком: отец считал себя виноватым, отпустив ее с бабушкой в Европу без сопровождения. Они покинули Луизиану в разгар сезона, когда сок из собранного на плантациях тростника выжимают и делают из него сахар. Этот процесс требовал внимания и присмотра со стороны хозяина, особенно в этом году, так как от собранного урожая зависело благополучие всего хозяйства, пострадавшего от кризиса. И все-таки Андре чувствовал, что это не оправдание.
Какими глазами посмотрит на нее отец, когда узнает, что она натворила? Может быть, теперь он разлюбит ее? Нет, в это она почему-то не верила. Похоже, он всю вину возложил на Родерика. С этим она не могла примириться. Она должна как можно скорее объяснить отцу смысл своих собственных действий.
Пожалуй, стоит порадоваться тому, что де Ланде мертв. В своем теперешнем состоянии Андре мог бы и его вызвать на дуэль. Дуэли в Париже, как и во всем цивилизованном мире, были запрещены, но любой благородный человек, чувствуя, что его честь задета, мог с легкостью обойти этот запрет. В Новом Орлеане многие погибали, как тогда выражались, «на поле чести».
