Сьюзен Виггз - Голос сердца
Знал ли он? Камерон задавал себе этот вопрос снова и снова.
Если знал, то это не повлияло на его любовь к малышке. В душе Камерон был уверен, что отношение отца к Эшли не изменилось бы, узнай он всю правду.
Конечно, любви между его родителями пришел конец, и это случилось задолго до появления Эшли. Его отец первым изменил матери — с Джейн. Он даже не старался скрыть это. Мать Камерона пошла дальше: родила ребенка от другого мужчины. К тому времени, конечно, их семья уже распалась.
Иногда так бывает: свяжешься не с тем человеком и поступаешь неправильно просто потому, что ни о чем не думаешь. Возможно, именно так получилось у его матери.
Конечно, это было ужасно глупо, зато так у них появилась Эшли. А она… настоящий подарок. Незаслуженный подарок этой исковерканной семье.
Перейдя на следующий восьмиугольник, Камерон заметил, что малыш в коляске смотрит на него, и подмигнул ему. Он приложил ладонь к глазам, а потом отвел ее, сказав «ку–ку!», но мать ребенка не увидела этого и провезла его мимо. Камерон попытался отвлечься от мыслей о своей семье, однако все напоминало о ней. Обложка журнала в киоске, на которой большими буквами было написано о судебном процессе, где знаменитые родители боролись за опеку над ребенком. Рекламная листовка, предлагающая провести бракоразводный процесс за 99 долларов. Сердце Камерона сжалось от страха при мысли о том, что они могут потерять Эшли. Если ее заберут, семье придет конец — он знал это наверняка. Они пережили смерть родителей, хотя и с огромным трудом. Но потерять малышку…
Камерон подумал, как бы получить совет адвоката, не упоминая о том, что такая проблема действительно существует. Например, он придет в контору какого–нибудь парня и скажет: «Вопрос чисто гипотетический, но если ребенка растит дядя, потому что его родители умерли, и вдруг выясняется, что между ними нет кровного родства, этого ребенка передадут кому–нибудь другому? »
«Если закон отвечает «да», это неправильный закон, — размышлял Камерон. — И когда мне исполнится восемнадцать, я проголосую против идиотов, придумавших его».
Вдруг Камерон застыл на месте. За шумом и грохотом вокзала проступила одна совершенно четкая мысль. Меньше чем через два года он по закону достигнет совершеннолетия. А ведь он — кровный родственник Эшли. Значит, он и станет ее опекуном. И никто не заберет ее у него. Никогда.
Впервые за много недель Камерон ощутил необычайное спокойствие. Эшли останется с ними.
Поезд засвистел, тормозя у перрона, и Камерон напрягся в ожидании. Его удивило, что так много людей выходило из вагонов и это занимало очень много времени. Это еще хуже, чем в самолете, когда ты ждешь, пока те, кто стоят перед тобой, вытащат свои вещи из верхних отделений. На перроне появилась семья мексиканцев; все они казались утомленными, но довольными, вылезая из серебристого пассажирского вагона и щурясь на солнце. На платформу спустился мужчина; его костюм, несмотря на многочасовую поездку, выглядел отглаженным и свежим, начищенные ботинки сверкали. Затем вышла женщина в платье с разводами и с клеткой для птицы; после нее — парни с рюкзаками, наверное, студенты. Впервые после аварии Камерону удалось представить себя таким же студентом, думающем о будущем.
В прошлом апреле он не думал о будущем. Просто жил день за днем, слоняясь по округе с ребятами, которых называл своими друзьями. Сейчас Камерон знал, что такое настоящий друг. Это тот, кому ты небезразличен и он готов помочь тебе стать лучше. Сейчас Камерон хотел именно этого. Стать лучше. Добиться отличных результатов в школе; это было важно. Он хотел поступить в колледж, повидать мир, быть рядом с любимой, заботиться о сестрах.
Когда Камерон заметил, что Бекки выходит из вагона с плотно набитой спортивной сумкой, его тревога прошла. По тому, как она обежала взглядом платформу, он понял, что Бекки не видит его. Камерон хотел броситься к ней, но не решался. Она была… другая. Совсем другая. За лето Бекки очень изменилась. Оробев, Камерон смотрел на высокую девушку, направлявшуюся к выходу походкой супермодели. Шелковистые волосы развевались у нее за плечами. Тут Бекки заметила его и улыбнулась; на загорелом лице блеснули белоснежные зубы. И все же это была она, та Бекки, которую он знал.
Отклоняясь то вправо, то влево, чтобы не столкнуться с людьми на платформе, Камерон побежал к ней. Он не знал, что делать: обнять ее? Поцеловать? Растерявшись, он стоял перед ней, как идиот.
— Привет, — сказал Камерон.
— Привет. — Она покраснела. — Спасибо, что встретил меня.
— Не за что. Давай помогу. — Взяв у нее из рук сумку, Камерон пошел к выходу. «Дурак, — крутилось у него в голове. — Дурак, дурак, дурак».
Камерон украдкой поглядывал на нее, и Бекки тоже бросала на него быстрые взгляды. Оба были крайне смущены. Уши у Камерона полыхали, и он был уверен, что это заметно.
Он видел, что ее волосы выгорели на солнце. Ни он, ни она не знали, что сказать, куда деть свои руки и ноги, мысли и желания.
— Моя машина вон там, — проговорил Камерон. Моя машина. Не машина моей матери, а моя. Наконец–то ему удалось произнести эти слова. Он открыл багажник и поставил туда сумку Бекки. И тут почему–то Камерон перестал думать о том, что делать дальше. Он повернулся к Бекки и положил руки ей на плечи. Все было правильно. Идеально.
— Я скучал о тебе. — Он наклонился и поцеловал ее. Это оказалось так просто! Ее губы были мягкие и теплые, и Камерон ощутил счастье, такое незамутненное и всеобъемлющее, какого не испытывал ни разу после аварии.
Она отступила назад и посмотрела на него сияющими глазами.
— Я тоже скучала о тебе.
Камерон взял ее руки в свои.
— Я не поцеловал тебя на прощание и думал об этом все лето. Я должен был это сделать. И жалел, что не сделал.
— Зато ты поцеловал меня при встрече. Это еще лучше.
Свежий ветерок, проникший в окно спальни, разбудил Камерона. Он знал, что скоро пойдет дождь. Он интуитивно предчувствовал погоду: влажность и ветер, который словно дышал ему в спину.
Поднявшись с кровати, Камерон шикнул на собаку, которая бросилась к нему, радостно скуля и виляя хвостом. Распахнув двери, он впустил в дом влажный утренний воздух. Крошка выскочила во двор вслед за ним. Темнобрюхие облака висели над головой, ветер играл в листве деревьев, выставляя на обозрение их бледную изнанку.
