Мэри Патни - Повеса

— Тебе лучше? — осведомился Реджи, с нежностью глядя на нее, и, дождавшись кивка, спросил:

— И что же случилось после того, как ты подслушала разговор тех двух молодых балбесов?

Радостное настроение Элис угасло.

— Я снова вскочила в седло, ускакала в самый дальний конец имения и не возвращалась домой до самой темноты. Рэндольф и его приятель, не дождавшись меня, уехали. Я отправилась прямиком к отцу и заявила, что не выйду замуж за Рэндольфа даже в том случае, если он будет последним мужчиной на земле.

Элис била нервная дрожь. Реджи накинул на нее одеяло по самые плечи и заботливо подоткнул со всех сторон. Глубоко вздохнув, она продолжила свой рассказ:

— Мы ужасно поругались. Поняв, что я не собираюсь объяснять ему причины столь неожиданного решения, он посчитал, что причина его заключается в моей глупости и представляет собой не что иное, как каприз. Но я не могла сказать ему, что произошло, — просто не могла.

— Это вполне естественно.

Почувствовав, что он ее понимает, Элис немного расслабилась.

— Отец пришел в бешенство и заявил, что я ему не дочь и что, если я не выйду замуж за Рэндольфа, он лишит меня наследства. После этого он запер меня в моей комнате.

— И посадил на хлеб и воду?

Элис слабо улыбнулась.

— Я слишком мало пробыла взаперти, чтобы узнать, каким должен был быть рацион узницы. Надев бриджи, я собрала все деньги, какие у меня были, и всю одежду, которую могла унести с собой. В полночь я сбежала, спустившись из окна по веревке, сделанной из связанных простыней, — прямо как в каком-нибудь романе. Разница состояла только в том, что я бежала не к мужчине, а от него.

— Точнее, от двух мужчин. Если бы твой отец проявил больше понимания, разве ты решилась бы бежать из дома? — спокойно спросил Реджи.

— Нет, — печально констатировала Элис. — Многим женщинам разбивали сердца, но они как-то выживали. Пережить предательство отца мне было гораздо тяжелее, чем предательство Рэндольфа. Отец был для меня некоей основой жизни, ее центром, — сказала она, чувствуя, что эта рана в ее душе никогда не зарубцуется. — После того как я сбежала, со мной произошла уже совершенно ужасная вещь. Ты ведь убедился в том, что я не девственница.

Реджи осторожно погладил ее по плечу и положил руку ей на сердце.

— Элли, ты не должна мне ничего объяснять. Ты стала такой, какая ты есть, потому что ты живой человек, а человеку свойственно совершать ошибки. Не надо извиняться за свое прошлое.

— Но я хочу рассказать. Сама не могу понять, зачем я тогда это сделала. Может, ты поймешь. — Элис закрыла глаза, лицо ее стало жестким. — Через два дня после побега, вечером, я оказалась на постоялом дворе. В это время я уже снова была в женском платье. Проходя по коридору к своей комнате, я встретила другого постояльца — какого-то торговца. Он был пьян как сапожник. Так вот, этот торговец сделал мне грязное предложение. — Элис закусила губу, но усилием воли заставила себя продолжать:

— И я согласилась.

У незнакомца было зловонное дыхание, он был неуклюж и груб, и его совершенно не заботило то, что Элис — девственница. Однако она, несмотря на все это, лежала молча, не сопротивляясь и вообще не двигаясь, и позволила ему овладеть ею.

— Должно быть, я потеряла рассудок. Все очень быстро закончилось. Мне кажется, тот тип был слишком пьян, чтобы понять, что происходит, и что-либо запомнить.

— Ты хочешь, чтобы я нашел и убил его за то, что он с тобой сделал? — Голос Реджи звучал вкрадчиво.

— Нет! — Элис разразилась истерическим смехом. — Он вовсе не насиловал меня. Во всем была виновата только я. Реджи еще крепче прижал ее к себе.

— Это могло навсегда отбить у тебя охоту к физической близости с мужчиной.

— Да, ты прав. После этого я стала презирать себя. — Элис уставилась на Реджи широко раскрытыми, умоляющими глазами. — Может, ты мне скажешь, почему я совершила такой ужасный, гнусный поступок?

— Твоему женскому самолюбию был нанесен жестокий удар, — без промедления ответил Реджи. — Ты сделала это в пику отцу и Рэндольфу, понимая, что оба пришли бы в бешенство, узнав о твоем поступке. — Губы Реджи искривились. — К сожалению, в результате где-то глубоко в твоем мозгу засела мысль, будто захотеть тебя может только тот, кто в стельку пьян.

— Реджи, откуда ты столько знаешь о людях? — спросила Элис после долгой паузы.

— Я начал наблюдать за людьми, будучи еще совсем молодым. Кроме того, благодаря собственным усилиям я стал чем-то вроде эксперта в теории и практике самоуничтожения, — суховато заметил Реджи. — Насколько я понимаю, после того случая на постоялом дворе ты решила, что больше не станешь иметь дело с мужчинами, и встала на путь покаяния, отдав всю себя работе. Но ты была не в силах задавить в себе природный темперамент.

— Ты снова угадал, — усмехнулась Элис. — Мне всегда нравились мужчины, но после той ночи на постоялом дворе я обрекла себя на судьбу старой девы. Мужчина, которого я любила, отверг и предал меня, а после того, что я натворила, кому я была нужна? В течение нескольких часов я находилась на грани самоубийства, чем бы это ни грозило моей бессмертной душе. Я даже обрезала волосы и сожгла их.

Вздрогнув от неприятных воспоминаний, Элис теснее прижалась к Реджи — близость его мощного тела была ей удивительно приятна.

— И что же заставили тебя отойти от края пропасти? — поинтересовался он.

— На следующий день меня нашел конюх. Он видел меня после того, как я подслушала разговор Рэндольфа с приятелем, и понял, что случилось что-то ужасное. На следующее утро он обнаружил, что лошадь исчезла, и отправился на поиски, никому ничего не сказав. Думаю, ему казалось, что, если он сумеет разыскать меня достаточно быстро, то сможет уговорить меня вернуться прежде, чем разразится скандал. Но он нашел меня только через несколько дней после побега, и я отказалась возвращаться домой. Он заявил, что не станет меня к этому принуждать, но и не бросит в беде.

— Можешь не говорить — это был Джейми Палмер.

— Да, именно он. Мы с ним всегда были друзьями. У него не было семьи, и потому ему было вовсе не обязательно возвращаться в поместье моего отца. Короче говоря, он остался со мной. Я была ему очень благодарна — очень важно иметь рядом человека, неравнодушного к твоей судьбе. — Элис улыбнулась. — Вначале я получила место преподавательницы истории и латыни в небольшой школе неподалеку отсюда, а Джейми нашел себе работу на конюшне. Позже я стала гувернанткой в доме миссис Спенсер. Джейми тоже перебрался на другое место, поближе ко мне. Когда, уже став управляющей в Стрикленде, я открыла фабрику керамических изделий, мне потребовался человек, которому можно было бы доверить контроль за ее работой, и Джейми согласился занять должность мастера, хотя и предпочитал иметь дело с лошадьми. Он настоящий друг.