Патриция Филлипс - Соблазненная роза
Слуги доложили, что пошел снег, но из окна ничего не было видно, только глухая темень. Невозможно было представить, что где-то в этой ночной глуши, на чахлых Йоркских пустошах собрались тысячи солдат, и близок час, когда они под водительством знатнейших и могущественных лордов в очередном жестоком бою будут решать судьбу Англии. Розамунда понимала, что от исхода грядущего боя во многом зависит исход этой затяжной войны. Тяжко было на душе у Розамунды. Она знала: хоть Генри и продолжает преданно защищать интересы своего тезки короля — в отличие от многих своих соратников, — он все больше сомневается в могуществе Ланкастера. Положа руку на сердце, нельзя было не признать, что убогий слабоумный Генрих, ровно как и его хилый сынок, мало годятся на роль монарха. Куда как лучше было бы пустить на трон молодого Эдуарда, графа Мэрчского, в его жилах ведь тоже течет королевская кровь. И его поддерживают многие достойные дворяне.
Эти грустные размышления не мешали Розамунде наслаждаться мягкой чистой постелью и уютным потрескиванием очага. А Генри, бедный ее Генри вынужден спать на жесткой холодной земле, а в придачу еще и снег пошел. Остался бы с нею, ну хоть на одну эту ночку. Вдруг его ранят, или вообще… Розамунда спешно отогнала прочь черные мысли, уж лучше думать о замке и о том, как они будут жить с Генри дальше. А как она уговаривала его подождать, хоть пока затянется рана, да где уж! В ответ он попросил ее положить на плечо побольше мази да потуже забинтовать и начал размахивать перед ней мечом, вот, дескать, смотри, хоть сейчас могу идти в бой. Розамунда улыбнулась. Все мужчины одинаковы. Ну чисто дети, дай только поиграть в войну. Взять того же Мида Аэртона, уж как ему досталось в прошлой передряге, чуть без руки не остался, а все туда же, ждет не дождется встречи с врагами. Что поделаешь, солдаты, их с самой колыбели приучали к оружию, и они даже не представляют, что можно жить без бесконечных кровавых драк.
Розамунда обожала мечтать о той поре, когда война кончится. Генри не понадобится больше уезжать, будет учить своих сыновей уму-разуму, как управляться с их обширными владениями… а не тому, как ловчее размахивать мечом.
Их с Генри сыновья… Розамунда, улыбнувшись, прижала ладонь к тугому, чуть округлившемуся животу. Может, она ошиблась? Женские кровотечения случались у нее с большими задержками и нерегулярно, она даже толком не могла припомнить, когда кровила в последний раз, и тем более определить, как давно носит младенца. Если носит. Она прижала ладонь покрепче, пытаясь нащупать ножки или почувствовать биение сердечка. Нет, ничего такого пока не было. Сама того не заметив, Розамунда уснула, так и оставив руку на животе, сладко грезя о будущем, в котором не будет ни сражений, ни расставаний.
Земля была твердой и холодной. Генри получше закутался в плащ и одеяло. На рассвете Эдуард, судя по всему, готовится выступить. Вроде бы они хорошо продумали расположение войск: основные силы поставили на высокой Тайтонской пустоши, что неподалеку от Тэдкастера, справа там течет речушка, Петушиный ручей, она и правда узкая, но сейчас, после дождей, она стала шире, и берега у нее крутые. Ближе к ней стоят отряды могущественного Нортумберленда, а люди Рэвенскрэга и покойного его тестя — впритык к нортумберлендцам.
Ветер крутил снежные хлопья, норовя зашвырнуть их под одеяло. Нынешняя резиденция королевы была отсюда совсем близко, и, если бы окно Розамунды выходило на эту сторону, он вполне мог бы увидеть, как оно слабо светится в ночи. Хорошо, что он все-таки приказал верным людям, в случае чего, проводить Розамунду к его друзьям, живущим в Йорке — если сражение окажется слишком жарким… А потом он за ней приедет… когда сможет… и если сможет. Генри был посвящен и в планы бегства Маргариты — коли битва будет проиграна… Что ж, эта француженка всегда отличалась хитростью и себялюбием. В случае печального исхода она намеревалась — временно, конечно, — укрыться в Шотландии. У Генри в Бервике были земли и имение, это у самой границы. Когда он был подростком, его вывозили туда на лето, поэтому королева именно его выбрала в проводники.
Однако, чтобы выполнить королевское поручение, для начала надо остаться живым, и не слишком изрубленным. Генри невесело усмехнулся. Наверняка примерно такими же пожеланиями напутствовали обе армии те, кто отправил их на очередное сражение.
К черту сражение, к черту королевские прихоти, перед боем куда приятнее думать о Розамунде. Как хорошо, что ей больше не надо бояться ее бывшего женишка. Знал бы он про этого кузнеца раньше, живо бы выбил из его убогой башки охоту гоняться за «похищенной возлюбленной», Генри было бы куда спокойнее, если бы Розамунда осталась дома, в Рэвенскрэге, но что толку теперь переживать. Ну да ладно, о ее безопасности он позаботился. В завтрашней сваре он постарается остаться живым. И в бой пойдет с мыслями о своей любимой, а не о чужеземке-королеве и ее придурковатом муженьке.
Ему казалось, что эта лютая холодная ночь никогда не кончится. Солдаты обеих армий, растянувшихся на безоглядных пространствах, тщетно пытались уснуть, ворочаясь под холодными одеялами, сбиваясь все теснее, чтобы согреться теплом друг друга. А утром святого дня, ибо, напомним, это было Вербное воскресенье, их одеяла были похожи на саваны: снег лежал на них ровной пеленой. Из окрестных церквей порывы ветра доносили звон колоколов, призывавших паству на праздничную обедню. А тысячи солдат, вместо того чтобы славить Господа, занимали исходные позиции для кровавого деяния.
29 марта 1461 года от Рождества Христова, в великий для каждого христианина праздник йоркисты и ланкастерцы снова сошлись для сечи, на открытой всем ветрам Тайтонской пустоши. Зачинщики битвы начали наступление, их вели сам Эдуард, Фоконберг и Уорик. Защищавшимися ланкастерцами командовали Нортумберленд, Сомерсет и Эксетер.
Хотя наступавшим бил в лицо ветер со снегом, воинственные вопли, доносившиеся с их стороны, свидетельствовали о том, что силы у них немалые, тысяч эдак тридцать. У ланкастерцев, правда, солдат было гораздо больше, но среди них обреталось много шотландцев и бургундцев, нанятых королевой. Генри слыхал, что эти удальцы более искусны в мародерстве, нежели в честном бою, они и ради родной-то земли едва ли станут жертвовать своей шкурой.
Сквозь снежную пелену на ланкастерцев неожиданно посыпался град смертоносных стрел, солдаты, взвыв от боли, спешно заслонились щитами, зарядили луки, но ответная атака не удалась, летящие против ветра стрелы никого не задели, Йоркисты же, не растерявшись, подобрали вражеский подарочек и снова угостили противника его же стрелами. Когда колчаны обеих армий опустели, вперед двинулась легковооруженная пехота, готовая принять на себя, как уж исстари повелось, основные тяготы боя.
