Синтия Хэррод-Иглз - Флёр
В России она пользовалась такой свободой, которой в Англии ни за что не имела бы. Здесь можно жить безбедно. Ее доля наследства от отца будет постоянно расти. Пока она ничего не тратила на жизнь, а Милочка с графом были к ней удивительно щедры — она еще ни разу не заплатила за очередное новое платье со времени приезда в Петербург. Здесь все относились к ней как к знатной иностранке, которую считали за честь пригласить к себе даже самые важные аристократки. А там, дома, если незамужняя женщина достигала определенного возраста, она становилась всем в тягость, общество теряло к ней интерес.
В России она могла постоянно находиться рядом с Каревым, который оставался для нее всем на этом свете, пока она не разлюбит его. Ей было нетрудно принять решение остаться, по крайней мере на данном этапе — скорее отложить решение об отъезде. А может быть, она вообще не вернется домой.
Странное, неохотное движение к войне продолжалось. Политики каждого замешанного в этом конфликте народа были похожи на людей, сползающих с крутого склона к пропасти. Они делали все возможное, чтобы не упасть, отчаянно вдавливали в почву острые каблуки, но все равно против своей воли скользили все дальше и дальше к краю. Никто не хочет войны, — то и дело раздавались подобные заверения. Но несмотря на все, война подкрадывалась ближе и ближе.
Только один царь с присущим ему таинственным, почти мистическим спокойствием, казалось, знал, чего он хочет и куда идет. Переданный ему англо-французский ультиматум по поводу немедленного вывода русских войск с территории Дунайских княжеств он полностью проигнорировал. Не внял он и совету князя Паскевича, предупреждавшего его, что русской армии там делать нечего и что в любой момент она может быть отрезана с флангов. Оставил он без внимания и опасения своего министра Орлова, который предостерегал его не доверяться предлагаемой Австрией дружбе. Австрия тоже боялась русских территориальных претензий и была только рада связать Франции руки, чтобы она не вмешивалась в австрийские дела в Италии. Но император упрямо считал Австрию своей союзницей, не сомневался в правоте своих действий, полагая, что русская армия должна продвигаться в сторону Дуная.
Великобритания с Францией объявили войну России в конце марта, еще до того как истек срок ультиматума. Известие об этом ничуть не взволновало императора. Он не спускал глаз с Силистрии, турецкого плацдарма на Дунае. Пусть себе английский и французские эскадры бороздят воды Черного моря! Что из этого? Разве русский флот не уничтожил уже турецкий? Он мог обратить в бегство любого неприятеля.
Карева не на шутку беспокоила такая сверхуверенность в себе императора. Конечно, он принимал только правильные решения, но граф сомневался, что его величество располагает всей информацией. Карев посетил Англию значительно позже визита туда императора и своими глазами видел, каких поразительных результатов удалось добиться этой стране в машиностроении, особенно в использовании силы пара и в технике кораблестроения. Он боялся, что Николай не понимал различия между флотом с паровыми двигателями и парусным. Он поспешил в Петергоф, чтобы добиться у него немедленно аудиенции. Карева долго не было. Когда же он наконец вернулся, то удивленные домочадцы услыхали от него приказ — немедленно собирать вещи. Все они уезжают в его крымское имение Курное на целое лето.
Флер, сидя за шахматным столиком, размышляла, об их неожиданном отъезде. На доске положение ее было почти безнадежным, ей предстояло потерять королеву, а вместе с ней проиграть партию. Как ему удалось продвинуть своего коня за ее оборонительные линии? Карев даже не сообщил ей причину отъезда из Петербурга. Вначале она думала, что император посылает его для выполнения какой-то особой миссии. Но, приехав в усадьбу, граф посвятил всего себя отдыху и домашним неспешным делам. Это, а также мрачное выражение, время от времени появлявшееся у него на лице, подсказывало ей, что он скорее всего попал в опалу.
По-видимому, император не внял его советам, а может быть, Карев слишком рьяно настаивал на своем. Флер могла себе представить, как Николай угрожающе нахмурился, что не сулило ничего хорошего, как он заметил Кареву, что тот переутомился и ему пора отдохнуть.
Предложение императора было равносильно приказу, и им нельзя было пренебречь. Теперь Карев ждал, когда его вызовут, когда дадут поручение, доказывающее, что он прощен.
И все же, — думала Флер, поглядывая украдкой на его лицо, — он, судя по всему, не такой уж несчастный. Они провели здесь месяц, и она редко видела его недовольным. Граф постепенно привыкал к жизни помещика и, к собственному удивлению, проявлял весьма мало интереса к дальнейшему развитию военной обстановки.
Здесь все было тихо и мирно. Курное оказалось чудным местом — повсюду волнистые холмы, светлые леса, луга, на которых росло множество диких цветов, возвышающиеся одна над другой террасы с аккуратно обработанными виноградниками. С каменных склонов гор бежали ручьи, а в глубоких речушках пряталась в тени, собираясь в косяки, форель. Повсюду цвели фруктовые деревья, а из земли пробивались к солнцу зеленые побеги кукурузы.
Такое место, как это, Флер быстро полюбила. На досуге она в свое удовольствие помечтала, забывая о том неприятном факте, что ее родина и страна, давшая ей приют, ведут друг с другом войну, что человек, которого она любила и с которым не хотела никогда разлучаться, был мужем другой женщины. Днем Флер обычно забывала о всех неприятностях. Мирными тихими вечерами они казались ей далеким эхом, словно память о пережитом горе. Только после того как все удалялись в спальни, она, лежа с открытыми глазами в постели, прислушиваясь к новым звукам в ожидании спасительного сна, начинала вспоминать былое и пить до конца горькую чашу судьбы. Но ведь она по своей доброй воле выбрала эту чашу. Она сама предпочла жить среди опасностей, все знать, а не пребывать в неведении, не предавать все пустому забытью. Это было бы еще хуже — так она считала почти все время. Ничего не знать, не ведать — что может быть хуже?
Очевидно, Флер невольно тряхнула головой, так как граф вдруг ласково спросил:
— Что с тобой? Кому это ты говоришь «нет»?
Она подняла на него глаза. Он улыбался ей, и вот эта, свойственная только ему одному улыбка, вытягивала из нее душу. Может быть, он прочитал ее мысли? Флер часто казалось, что он обладает даром ясновидения. Ее это заставляло нервничать, но вместе с тем приносило удовольствие.
— Не вижу выхода, — призналась она. — Ты мне подстроил ловушку.
