Духовная - Наталья Кашина
– Да бросьте, Полина Ивановна! Вы же сестра милосердия. Негоже вам приходить в ужас от вида крови.
Кучер ловко правил коляской, не задавая лишних вопросов, Николай что-то говорил, изо всех сил стараясь взбодрить Полину, но она продолжала цепенеть от ужаса.
Пять лет, проведенные в обители, отучили ее бояться: да, иногда было тяжело, но всегда безопасно. И сейчас больше всего на свете ей хотелось снова почувствовать себя в безопасности. На какой-то страшный миг она опять показалась себе маленькой девочкой, запершейся в комнате.
Тем временем, к удивлению Полины, кучер остановился напротив дома старшей дочери Александры Михайловны, после чего помог Николаю выбраться из экипажа и без лишних слов повел его к двери заднего входа. Полине ничего не оставалось, как последовать за ними. Зайдя в дом, они свернули в первую комнату налево. Усадив барина в кресло, кучер немедленно ретировался, снова не проронив ни слова.
– Вы уж на него не обижайтесь, Федор немой.
– А что же нам теперь делать? Вам нужно срочно к врачу!
– Пожалуй, не стоит.
– Ну как же?!
– Во-первых, у ближайшего врача нас могут ждать, а во-вторых, рана сквозная, совершенно пустяковая, и вы с ней справитесь. Всего-то и надо что промыть да перевязать. Я в ванную. Бинты под кроватью.
Под кроватью, и правда, оказалась внушительного вида аптечка, где помимо бинтов были всевозможные препараты, включая настойку морфия, шприцы и даже хирургические иглы.
Пошатываясь, по пояс раздетый Николай вышел из ванной. В здоровой руке он держал пулю.
– А ведь калибр совсем небольшой, пуля впору дамскому револьверу.
Полина принялась обрабатывать края раны. От ее взгляда не ускользнуло, что ранение у Николая не первое, на левой лопатке были раны от картечи, а на груди шрам, как будто бы от шашки или сабли.
– Вы считаете, что в нас стреляла та истеричная особа, что обещала расстроить свадьбу?
– Истеричная особа – да, пожалуй, а вот чтобы она решилась стрелять – вряд ли.
Тем временем Полина уже накладывала тугую повязку.
– А вам не кажется, что после произошедшего я имею право знать больше?
– О ней?
– О вас с ней.
Николай улыбнулся.
– Какой волнительный, однако, выдался вечер, вы не находите? Вначале я ревновал вас, а теперь вы меня.
– Волнительный? В нас стреляли! Только, пожалуйста, ничего себе не воображайте. Ни о какой ревности в нашей ситуации речи быть не может, но попадать в подобную ситуацию или какой-нибудь скандал еще раз мне бы не хотелось.
– Резонно, но боюсь без скандала все же не обойдется. Так уж вышло, что Матильда Андреевна мать моей дочери.
Полина опешила. Николай никогда не был в ее глазах образцом добродетели, но осознавать, что ей суждено стать женой человека, коварно соблазнившего женщину и бросившего ее с ребенком ради выгодного брака, было уже слишком.
– А вы склонны делать поспешные выводы, неправда? Но прежде, чем вы перетянете мне руку настолько, что раз и навсегда остановите в ней кровообращение, позвольте рассказать вам историю целиком.
Видите ли, я был влюблен в Матильду, как и моя мать когда-то, она была восходящей звездой Александрийского театра. Я долго и настойчиво добивался ее расположения и неоднократно просил ее стать моей женой. Но я был лишь младшим сыном генерала, со сложными отношениями в семье и без каких-либо перспектив на наследство. На моем фоне другой ее поклонник был куда более выгодной партией, он уже вступил в права наследования и владел тремя имениями и особняком в Петербурге.
– Но как же ребенок?
– Матильда приняла предложение своего будущего мужа с условием о длительной помолвке, после чего тот уехал на Кавказ, мне была дана полная отставка, а сама Матильда якобы отправилась на гастроли. Вот только никаких гастролей не было, то есть были, но без нее. А через шесть месяцев ко мне явилась ее горничная с корзинкой, в которой лежала моя новорожденная дочь. В записке Матильда умоляла меня спасти ее от позора. Судьбу ребенка она целиком вверяла моим заботам.
– Если все было именно так, то почему она угрожает обнародовать эту историю? И главное, где ваша дочь сейчас?
– Я хотел признать ребенка, направив ходатайство лично императору. Однако на это требовалось согласие генерала, а он не смог мне его дать. Его старшему сыну Петру предстояло строить карьеру, а моя репутация и без незаконнорожденных детей была тяжелым бременем для семьи. Девочка воспитывается в семье хороших людей, я стараюсь навещать ее так часто, как только могу. Что же до Матильды, то ее ставка не сыграла: не прошло и двух лет, как ее муж проигрался подчистую, заложил все имущество и застрелился прямо за карточным столом. Матильда же осталась без средств к существованию, а я тем временем стал единственным наследником генерала.
– Постойте, так она хочет, чтобы вы женились на ней?
– Полагаю, что да. Она пишет о тоске по дочери, о том, что, наплевав на мнение света, мы сможем стать настоящей семьей, и девочка будет причислена к дворянскому сословию. Девочка! Она так и пишет «девочка», ведь отказываясь от нее, Матильда даже не пожелала дать нашему с ней ребенку имя и все два года своего брака ни разу не поинтересовалась о ее судьбе. Эта женщина как серная кислота – убивает все живое.
Полина чувствовала горечь в его словах.
– Ну да это все лирика. Единственная причина, по которой я решился поведать вам эту историю, это то, что я надеюсь на ваше великодушие. И дело не только в браке, который мы заключим к нашей обоюдной выгоде. Я прошу вас помочь мне признать дочь. По моей просьбе Штольц должен был рассказать вам, что в некоторых дворянских семьях жены порой принимают побочных детей мужа. И раз вы не планируете прожить в миру всю свою жизнь, я прошу вас об этом одолжении. Если вы согласитесь, я немедленно составлю соответствующее прошение.
– Вы рассказали мне вашу тайну лишь потому, что сегодня мы встретили Матильду, и вам было выгодно изложить свою версию событий до того, как это сделает она.
– Отчасти, по правде, я собирался рассказать вам про Олю после венчания.
– Олю?
– Да, и поверьте, она очень похожа на мою мать. Не будь я агностиком, поверил бы в переселение душ. Ну так что, вы поможете мне признать дочь?
Полина сомневалась, она чувствовала, что
