Анита Берг - Любовь — прекрасная незнакомка
Энн не была бы живым человеком из плоти и крови, не почувствуй она удовлетворения, глядя на удивленные пристыженные лица.
— Вам обоим придется подписать эти документы и отослать их моему поверенному… Благодарю за вкусный обед, Салли!
Она направилась к двери.
— Мама, у меня нет слов… О Боже, мне так жаль!
— Да, Питер, надеюсь, это в самом деле так.
Она улыбнулась своей мягкой улыбкой и вышла из комнаты.
Глава 5
На следующее утро, лежа в постели, Энн прислушивалась к возне, которую затеяла Мэг внизу. После смерти Бена она часто не вставала до полудня, но в последнее время взяла себя в руки и поднималась рано, даже если ей нечем было заняться. Она знала, как опасно для ее душевного равновесия расслабляться. Но новое огорчение, если и не такое сильное, как потеря мужа, но во всяком случае достаточно мучительное, задело ее душу, и ей никого не хотелось видеть.
Вчерашний вечер потряс ее. Значит, для Питера она уже представляет только материальный интерес, а как же сыновняя любовь и нежность? Энн вспомнила об одном их приятеле, сыне состоятельной матери. Он часто с надеждой говорил о дне, когда ему принесут «телеграмму в черной рамке». Вместе с другими знакомыми Энн смеялась над его цинизмом, но даже мысли не допускала, что придет час, когда она будет вызывать подобные чувства. Неужели их дети именно так относились к Бену и для Питера отец был не кем иным, как обладателем чековой книжки, страховых полисов и символов будущего благополучия? Энн была уверена, что с Фей дело обстоит иначе, — она обожала отца. Если бы у Энн еще недавно спросили, кто из ее детей любит ее больше, она ответила бы не задумываясь: Питер. Теперь она поняла, что это не так.
Она отдала сыну столько любви, а что получила взамен? Тоскливую пустоту и чувство утраты, будто Питер тоже умер. Если хочешь, чтобы тебя любили, всегда думала она, нужно самой щедро дарить любовь. Совсем просто: ничего не жалеть для детей. «Вот и опять ты ошиблась, Энн Грейндж», — усмехнулась она про себя.
Ну а Фей? — подумала она, повернувшись на бок. Конечно, Энн любила дочь, но, если быть честной, придется признать, что предпочитала она сына, в то время как Бен обожал дочь. Раньше ей казалось, что это в порядке вещей. Господи, а получилось наоборот! Теперь она сможет полагаться только на Фей, а та, вероятно, считает, что мать уделяла ей в детстве слишком мало внимания.
Возможно, будь женой Питера другая женщина, а не Салли, все могло бы сложиться иначе… Но не разделяет ли она заблуждение многих снисходительных матерей, которым необходим козел отпущения, чтобы скрыть от себя горькую правду: их сын совсем не такой, каким они его считают, и вел бы себя точно так же, на ком бы ни женился?
«Бен, Бен, если бы только ты был со мной!» Она вздохнула и повернулась лицом к подушке мужа, стараясь заглушить свою тоску. Опыт научил ее, что в такие моменты лучше всего свободно предаться горю, как женщина, рожая, отдается боли. Горе подобно родовым мукам — чем больше с ним борешься, тем оно мучительнее… Постепенно приступ тоски отступил.
Продать дом! Немыслимо! Она даже не сказала им вчера, что, будь этот дом для нее безопасным прибежищем, главный символ этой безопасности находился внутри него — вот эта кровать! Бен был таким предсказуемым, таким консерватором в поступках, что она была поражена, когда, вернувшись от парикмахера в один из своих дней рождения, увидела, что он ждет ее в холле, возбужденный, как школьник. Он повел ее наверх, заставил закрыть глаза и только после этого указал на удивительную кровать под великолепным кремовым с золотом шелковым балдахином. Обычно он просто давал ей чек или поручал своей секретарше послать ей цветы, и этот неожиданный романтизм несказанно удивил ее… Фей предложила ей переехать в коттедж, но разве могла она на это решиться? Да ни за что она не откажется от своей кровати, а так как это огромное ложе не поместится ни в одном коттедже, то и она останется в своем доме, и детям придется с этим примириться.
Значит, это вопрос решенный. Пусть дожидаются, пока мать совсем не одряхлеет или не умрет, — только тогда им удастся заполучить еще хоть пенни из ее денег! Теперь она знает по крайней мере, как обстоит дело. Да, она одинока, но и тысячи других женщин одиноки. Она что-нибудь придумает: поступит на работу или запишется на художественные курсы, но покончит со своим одиночеством!
Энн быстро приняла душ, оделась и сбежала по лестнице к Мэг.
— Простите, Мэг, что-то обленилась, никак не могла заставить себя встать.
— Валяться в постели никому еще вреда не приносило, миссис Грейндж. Вы, должно быть, устали да и разволновались после вечера у сына.
— Угадали, Мэг! — Энн улыбнулась. Она была очень привязана к этой толстушке и знала, что Мэг ей настоящий друг. — Но не могу себе представить, чтобы вы позволяли себе вылеживаться!
— Ваша правда, я этого не люблю. Кровати нужны для того, чтобы спать или болеть, если уж такое случится. Я никогда не болею, так что в своей постели только сплю. Но говорят, немного полежать приятно.
— Я совсем забыла, что миссис Уэбстер сегодня обедает у меня, и провалялась в постели. Вы не знаете, есть ли в холодильнике какое-нибудь мясо?
— Если бы вы нормально питались, миссис Грейндж, то сами знали бы об этом!
— Да, Мэг, вы правы.
— Человек не может жить на одних сандвичах!
— Верно! — послушно подтвердила Энн.
— Я помню, что ваша Салли положила несколько бифштексов в морозильник, еще когда вы сами не ходили за покупками. Салата у нас сколько угодно, да я могла бы сварить хороший овощной суп, если хотите.
— Вы очень добры, Мэг, но у вас и так дел невпроворот.
На кухне Энн обнаружила банку мясного бульона, который, несомненно, больше придется Лидии по вкусу, чем один из овощных супов Мэг, как правило, таких густых, что ложка в них стоит торчком. После того как Мэг зажгла огонь в каминах, Энн заверила ее, что дел больше никаких нет, и та удалилась.
Лидия явилась точно в назначенное время. На ней был безупречно сшитый твидовый костюм, свободно сидевший на ее стройной фигуре. Белокурые волосы, чей цвет постоянно поддерживался благодаря искусству парикмахера, были красиво подстрижены и наполовину закрывали щеки, подчеркивая изящество черт ее лица. Лидия заключила Энн в свои объятия, пахнущие дорогими духами.
— Ты хорошо выглядишь, — промурлыкала она. — Освобождаешься от лишнего веса, не так ли? Знаешь, тебе следует пойти к моему парикмахеру.
Она окинула Энн опытным взглядом женщины, достаточно уверенной в собственной привлекательности, чтобы испытывать почти профессиональный интерес к внешности своих приятельниц.
