Элинор Смит - Неблагоразумная леди
— Имя как нельзя лучше подходит ей, — ввернул Даммлер.
Пруденс бросила на него пристальный взгляд. Только сейчас до нее дошло, что он также состоит из плоти и крови. Может, из всех комбинаций плоти и крови эта самая лучшая, как ни спорь, и все же лорд Даммлер смертен, как все создания Божьи. И вдруг ее благоговение перед ним развеялось, словно облако на ветру.
— Боюсь, эту банальность вы слышали тысячи раз, — сказал он уже у двери.
— Я привыкла.
— К тому же она не соответствует истине, — продолжил он, подавая ей руку, чтобы помочь сесть в карету.
В таком могучем экипаже мисс Маллоу не доводилось ездить. У отца была небольшая двуколка, а у дядюшки Кларенса — старый скрипучий тарантас; он на нем ездил добрые двадцать лет. Это же была великолепная карета, с ярким гербом на дверце, вся отделанная серебряными позументами, а внутри — сиденья и подушки, покрытые настоящей тигровой шкурой.
— Ах, какая дикость! — со смехом воскликнула Пруденс.
И мгновенно карета превратилась в безвкусицу.
— Мне, видно, тоже не хватает благоразумия. Следовало положить шкуры под ноги.
— Вы полагаете, что ходить по ним достойнее, чем сидеть на них?
В этих словах не было ровным счетом ничего обидного, так, обычные замечания, высказанные исключительно для того, чтобы заполнить паузу перед отправлением в путь, но Даммлер вдруг почувствовал, что снова попал впросак. И тогда он спросил:
— Разве не коварство — так поступить с бедным мистером Элмтри?
Она с удивлением посмотрела на него. Неужели он считает себя обиженным тем, что она велела служанке не говорить о его приходе дядюшке Кларенсу? Может, дядюшка и мог бы отреагировать на это таким образом, но чтобы лорд Даммлер принял подобное на свой счет, это было выше ее разумения.
— Что я такое сказал, мэм, на сей раз, что вызвало ваш гнев? — спросил он. — Кажется, я во всем соблюдаю приличия. Это вы поступили с ним коварно в «Композиции».
— Так вы хотите сказать, что прочитали ее?
— Разумеется, как только мне удалось вырвать книгу из рук Хетти. Я ей дал почитать, — добавил он, не считая это ложью.
— Ах, это. Но дядюшка никогда об этом не узнает, даже если ненароком прочитает ее. Но вы-то как догадались? Я же превратила его в женщину, это любого проведет. Даже мама не догадалась.
— Я все понял сразу. Бах — это Мона Лиза, а барочный контрапункт — тот же ракурс. Вот аналогию забытым ресницам вы, насколько понимаю, не нашли.
Конечно, смеяться над дядюшкой Кларенсом было дурно, но в то же время как приятно было слышать, что есть кто-то, кто все понял и не осудил ее.
Пруденс не могла сдержать улыбку.
— Не нашла, как ни билась. И символам тоже. Это его последнее откровение.
— Лоуренс может его украсть, — напомнил Даммлер, приподнимая бровь и улыбаясь с заговорщицким видом.
— И присвоить. Точно. Он на все горазд. Лоуренс стал делать блики на носах, как только такой мазок изобрел дядюшка Кларенс.
— Несчастный плагиатор! За ним нужен глаз да глаз, а то, чего доброго, начнет писать свои модели в три четверти и со сложенными на груди руками. Я в восторге от ваших книг. Вы настоящий мастер слова.
Пруденс вспыхнула от удовольствия, но возразила:
— Простите, это вас считают истинным художником.
— Пустое. Уж вы-то мне этого не говорите, мисс Маллоу. Вы же сами считаете мою поэзию трескотней.
— Что вы говорите! Ваши «Письма» прекрасны. Я без ума от них.
— Я слышал другое, — проговорил он, погрозив ей пальцем. — Теперь вы знаменитость, так что следите за тем, что говорите. Всюду есть уши и длинные языки. Так мне, например, известно, что мисс Верней дулась на ваши выходки, а лорду Даммлеру досталось на орехи. Впрочем, поделом, надо сказать. Многие ваши замечания были по существу.
— Но я не хотела…
— Отправлять вашу героиню в космос, потому что я сделал сценой для своих историй весь мир? Не оправдывайтесь. У Хетти, конечно, язык без костей, но она никогда не лжет.
— Я… я это так… развлекалась.
— Теперь-то, познакомившись с вами, я и сам знаю. Я хочу сказать, узнав вас немного. — Ему хотелось бы узнать ее лучше. Она так отличалась от всех, кого он видел по возвращении в Англию. — Расскажите мне о «Кошке в саду». Кто она?
— Она, как вы, наверное, уже сами догадываетесь, проникнув в мою кухню, — мужчина, старый мистер Паркер, всюду сующий свой нос. Он был нашим соседом в Кенте. Уже немолодой холостяк — удивительно, что такие типы почему-то не имеют репутации злобных зануд, какими принято считать нас, старых дев, а на самом деле они ничем не лучше. Он всегда подсматривал из-за живой изгороди, когда ко мне кто-нибудь приходил.
— Так вы Эмилия? Вот уж не догадался бы.
Эмилия была очаровательной девушкой, которую Пруденс наделила многими своими чертами.
— Нет, я придумала ее, — ответила она, вспомнив, что Эмилию изобразила красавицей. — Я как бы увидела ее образ глазами завистливого холостяка и составила его из искаженных впечатлений Паркера.
— Мне бы в жизни не сделать ничего подобного.
— Но вы же придумали добрую половину своих приключений, разве не так? Большая часть из них не могла происходить в реальности.
— Они случались если не со мной, так с другими. Действительно, кое-что я слышал из чужих уст и использовал, но чтобы полностью придумать… у меня на это фантазии не хватило бы.
Пруденс посмотрела на него с недоверием:
— Судя по вашим поэтическим рассказам, у вас проблем с воображением нет.
— За Марвелмена я держусь только из-за имени. Он вовсе не я. Все эти песни были написаны исключительно тогда, когда хотелось скоротать скучные вечера. Если уж на то пошло, скучно может быть как от одиночества, так и среди черни.
Они въехали в парк, и один вид кареты лорда Даммлера произвел сенсацию. Его сразу узнали, и каждый второй экипаж останавливался, чтобы поприветствовать поэта. По тому, как Даммлер улыбался и отвечал на приветствия, трудно было предположить, что ему скучно. Пруденс совершенно не было скучно. В жизни у нее не было такого счастливого дня. Даммлер представлял ее некоторым светским знаменитостям, но чаще просто обменивался с приветствовавшими его парой слов, и они ехали дальше.
Возбуждение спало, когда они выехали на дорогу в Челси, и разговор возобновился.
Они долго катались, беседуя о творчестве, о путешествиях Даммлера, но очень мало о Пруденс. Когда они вернулись, прощаясь, он сказал:
— Надеюсь, в следующий раз будем говорить о вас, мисс Маллоу. Я все время только и говорил о себе, а это не лучший способ узнать что-нибудь о вас. До завтра?
