Барбара Картленд - Песня синей птицы
— Вам не из-за чего плакать, — продолжал Алтон успокаивать ее.
— Конечно, вы правы, — ответила девушка. — Просто я такая глупая. Я, наверное, спутала вашу судьбу с чьей-нибудь еще. Право же, я совсем не удивлюсь, если все, что я вам наговорила, — просто бред от начала до конца.
— Это отучит вас предсказывать судьбу незнакомым джентльменам, которым любопытно узнать свое будущее, — пошутил маркиз.
Сильвина рассмеялась этим словам, но он заметил, что слезы все еще блестят у нее на щеках и дрожат на кончиках ресниц.
Алтон достал из кармана носовой платок и протянул ей. Девушка взяла его, заметив, что он сделан из тончайшего полотна и пахнет лавандой, и утерла слезы.
— Мне очень стыдно, — сказала Сильвина. — папа всегда говорил, что джентльмены терпеть не могут сцен, а я вам отплатила слезами за всю вашу доброту.
— Никаких сцен не было, — отозвался маркиз. — Был только недолгий ливень, после которого солнце светит еще ярче.
Сильвина улыбнулась.
— Вы ударились в поэзию, сэр Юстин. Если вы не будете сдерживать себя, вам придется отправиться в Лондон и ухаживать за знатными дамами, которые любят, чтобы в их честь слагались оды и которые ожидают, что с утра до вечера им будут говорить комплименты.
— Вы думаете, мне это не понравится? — спросил маркиз.
— Я в этом уверена, — убежденно заявила его собеседница. — Дерзко заглядывая в вашу жизнь, я ожидала увидеть там лошадей и собак. Я знаю, что у вас должны быть собаки, иначе Колумб так не доверял бы вам.
— Действительно, у меня немало собак. Что же касается лошадей, то, может быть, когда-нибудь мы устроим с вами скачки. Мне кажется, что вы должны превосходно ездить верхом. , — Так мне все говорят, — улыбнулась Сильвина. — Но мой отец очень придирчиво относился к этому искусству. По правде говоря, я езжу верхом с четырех лет: мне не позволили сесть на маленького пони, толстого и ленивого, а дали норовистую лошадку, которая сгодилась бы скорее мальчишке лет пятнадцати.
— Мы с вами устроим соревнование, — пообещал маркиз, — и победитель получит приз. Еще один очарованный день в нашем волшебном лесу!
— Для меня это был бы самый лучший в моей жизни день, — ответила Сильвина. — Но сейчас сказкам приходит конец: мне пора возвращаться, я и так отсутствовала уже слишком долго, но я не забуду этот день. Ах, сэр Юстин, я буду помнить каждое его мгновение!
С этими словами она встала из-за стола, спустилась по беломраморным ступеням храма и на минуту застыла светлым силуэтом на фоне алых рододендронов, протянув обнаженные руки к цветам.
Зрелище было столь прекрасным, что маркиз понял: оно навечно запечатлеется в его памяти.
Сильвина улыбнулась ему и сказала приветливо:
— Ну же, скажите мне, что вы делаете каждый день в этом чудесном лесу? Когда я уеду, я хочу представлять себе, как вы идете по солнцу с непокрытой головой, скачете по полям, смотрите, как зреет ваш урожай, возвращаетесь домой, где вас радостно встречают ваши собаки.
— Такая жизнь нравится мне больше всего, — подтвердил маркиз и сам удивился, поняв, что сказал скрытую до тех пор от него самого правду.
— Я так и знала! — торжествующе вскричала Сильвина. — Я была уверена, что именно это вы и любите!
Они шли обратно через рододендроны, но теперь маркиз вел ее более коротким путем, чем та тропинка, по которой они пришли к храму. Очень скоро они оказались на опушке леса.
Между рядами молодых сосен шла аллея, и в конце нее, у дороги, Сильвина увидела карету. Она инстинктивно остановилась, и маркиз остановился рядом с нею.
— Там вас ждет Колумб, — сказал он. — Пес хорошо укутан и перебинтован, постарайтесь не тревожить его. Осторожно занесите его в дом, а завтра я зайду посмотреть, как он поживает и не нуждается ли в дальнейшем лечении.
— Благодарю вас, благодарю! — воскликнула девушка. — Если бы не вы, его лапка осталась бы покалеченной на всю жизнь. Мне страшно подумать, что могло бы случиться, если бы вас не оказалось поблизости.
— Но я там оказался, — улыбнулся маркиз, — и Колумб будет в полном порядке…
Подняв голову, Сильвина встретила его полный доброты взгляд.
— А вы тоже… будете помнить… сегодняшний день? — спросила она чуть слышно.
— Конечно, буду, — ответил он. — Или вы думаете, что для меня этот день не был, как и для вас, днем чудес?
— Я надеюсь, — отозвалась она чуть прерывающимся голосом.
Опять казалось, что между ними возникла какая-то странная связь. Маркиз стоял неподвижно до тех пор, пока она с явным, почти физическим, усилием не отодвинулась от него.
— Мне пора… — тихо проговорила она.
— Я подумал — вам может не захотеться, чтобы я провожал вас до кареты, — сказал маркиз. — Так будет разумнее, иначе кто-нибудь может увидеть нас вместе, и местные сплетники возьмутся за дело.
— Да, конечно, — согласилась Сильвина. — Вы очень добры, что заботитесь о моем… о моей репутации.
— Я буду думать о вас все время до нашей завтрашней встречи, — твердо сказал маркиз.
Сильвина вложила свои пальчики в его руку.
— До свидания, сэр Юстин, — прошептала она. — Прощайте. Еще раз от всего сердца благодарю вас.
— Это я должен благодарить вас, лесную нимфу, которая так неожиданно принесла мне столько радости, — ответил маркиз.
Удержав ее руку в своей, он склонил голову и поцеловал ее пальцы.
Мгновение она не двигалась, потом выдернула руку и бросилась бежать по аллее. Шляпка, подвешенная за ленты, болталась у нее на руке, волосы, как расплавленное золото, переливались в лучах солнца, пронизывающих кроны деревьев.
Алтон смотрел ей вслед, видел, как девушка добежала до кареты, как с запяток спрыгнул лакей и открыл перед ней дверцу. Она впорхнула в карету, и дверца захлопнулась.
Маркиз ожидал, что Сильвина выглянет из окна, но она не сделала этого; кучер хлестнул лошадей, и карета скрылась из вида.
Еще долго стоял маркиз, глядя на опустевшую аллею. Он испытывал смущение, смятение и был бесконечно заинтригован.
Кем была эта девушка? Кто так запугал ее? И почему ее так расстроила мысль о том, что Алтон пытается поймать кого-то?
Постепенно маркиз пришел в себя. Ему казалось, что он три часа провел во сне, — но никогда еще его сны не были такими захватывающими.
Медленно он возвращался через сады домой, чувствуя, что гнев, с утра обуревавший его душу, бесследно прошел. Его сменило любопытство — любопытство, которое рано или поздно должно было быть удовлетворено.
Глава 4
— Если ты еще раз потянешь мне волосы, безрукая деревенщина, я дам тебе оплеуху, — в ярости сказала леди Леона.
Ее горничная, только что привезенная из деревни и не привыкшая к истерикам знати, затрепетала от страха.
