Линда Миллер - Грешный ангел
– Позже, – отрезал Элай, хлопнув дверью перед лицом Кэллахана. Затем щелкнул замок.
Бонни открыла глаза. Еще по дороге сюда она почувствовала боль в животе.
Чуть помедлив, Элай ввалился в роскошную ванную комнату. Перехватив Бонни поперек тела, он нагнулся над ванной, заткнул сливное отверстие и, не выпуская Бонни, открыл кран с горячей водой.
Бонни охватил ужас: он хочет сварить ее заживо!
Она стала бороться со своим мучителем, сердце так отчаянно билось, что она не могла даже кричать. Кто-то ломился в дверь так, что она трещала.
– Элай! – послышался голос Кэллахана, и дверная ручка задребезжала. – Черт возьми, открой дверь, или я позову шерифа! Я не шучу!
– Я тоже, – отозвался Элай, удерживая Бонни. Он добавил в ванну холодную воду. – Ступай и приведи начальника полиции – здесь нет шерифа. Скажи, что я купаю жену: ей это очень нужно, – Он замолчал, затем мрачно засмеялся.
– Готов поспорить, я знаю, чью сторону он примет, Сэт!
– Я тебе не жена, – храбро заявила Бонни. – Прошу последний раз, Элай, дай мне уйти!
– Что ты говоришь, дорогая? – спросил он и, пощупав воду, опустил Бонни в ванну прямо в одежде.
Вода покрыла ей лицо, попала в ноздри. Бонни фыркала и отплевывалась, разъяренная, как тигрица. Ее брани позавидовала бы любая обитательница Лоскутного городка, но дамы из «Общества Самоусовершенствования» несомненно упали бы в обморок.
Элай вздохнул, когда, наконец, высадили дверь. Он отступил от края ванны и скрестил руки на груди. Его прекрасный костюм, к радости Бонни, был перепачкан, глаза смотрели насмешливо, хотя он едва сдерживал ярость.
– Ты уже приняла ванну, дорогая? – мягко спросил он, когда Форбс, Кэллахан и начальник полиции, толкаясь, протиснулись в ванную, где и застыли с открытыми ртами, словно комедийные персонажи.
К Бонни тем временем полностью вернулось самообладание. Она, как ракета в День Независимости, выскочила из ванны, с ее волос и одежды струилась вода, все лицо было запачкано размазанной косметикой. Неважно, как она выглядит: в этот момент Бонни желала одного – разорвать Элая собственными руками.
Она направилась к нему и произнесла низким зловещим голосом:
– Ты самовлюбленный, гнусный… вор. Ты украл магазин…
Элай стоял спокойно, не выказывая даже смущения, но на его красивых губах появилась такая злобная ухмылка, что мужчины, опустив глаза, попятились к двери.
Быстро оглядевшись, Бонни схватила половую щетку. Это оружие так и замелькало у нее в руках. Размахнувшись, она ударила Элая в грудь – брызги полетели во все стороны, но это не волновало вымокшую насквозь Бонни. Однако Элай стиснул зубы, и в его глазах снова вспыхнула ярость. Одним движением руки он вырвал у Бонни щетку и отшвырнул ее с такой силой, что она разлетелась, ударившись о стену.
Наступила зловещая тишина. Бонни и Элай стояли, глядя друг на друга и не желая отступить ни на дюйм.
Форбс, видимо, самый смелый из мужчин, осторожно приблизился к мощному Элаю. Он улыбнулся Бонни одними глазами, потом посмотрел на ее противника.
– Мистер Мак Катчен, я хотел бы уладить это э… э… дело.
– Вы уже и так много сделали, – ответил Элай, не отводя глаз от Бонни. – Не обманывайте себя, Даррент. Я этого никогда не забуду.
Форбс вздрогнул, однако он редко терял самообладание, и скоро к нему вернулся обычный апломб.
– Вы, кажется, неправильно оцениваете ситуацию, Элай… мистер Мак Катчен. Бонни… миссис Мак Катчен – танцовщица, а не э… э…
– Шлюха? – закончил за него Элай с оскорбительной ясностью.
Лишившись половой щетки, Бонни пнула бывшего мужа в голень. Он взвыл от боли. В эту минуту Бонни прошмыгнула мимо Элая и Форбса и выскочила из кабинета.
Она влетела в зал, насквозь мокрая, в хлюпающих туфлях, и спустилась по задней лестнице на кухню. Здесь Бонни остановилась, чтобы перевести дыхание и подумать. Поварихи, официантки и прислуга изумленно смотрели на нее.
Появиться на улице в таком виде она не могла, но пребывание в «Медном Ястребе» грозило ей смертельной опасностью. Возможность встретиться с Элаем, пока он не опомнится, ужасала ее.
Бонни стояла возле кухонного стола, дрожа от холода, страха и злости, и пыталась все обдумать.
Если ей удастся добраться до издательства и Вебба Хатчинсона, она сможет считать себя в безопасности.
– Если Форбс или кто-то другой придет сюда, – пролепетала Бонни сквозь клацающие зубы, – вы меня не видели. Понимаете? Вы меня не видели!
Встревоженная шумом наверху, Бонни выскочила через заднюю дверь и обогнула здание. Минельда и ее «батальон» удалились, на улицах было обычное для этого времени дня оживление. Бонни собралась с духом и, крадучись, поспешила вниз по улице к издательству Вебба.
– Надеюсь, ты понимаешь, – холодно заметил Сэт Кэллахан, – что выставил себя полным дураком?
– Я выпью за это, – вставила Джиноа, поднимая бокал и глядя на Элая раскосыми глазами.
Элай окинул взглядом такую знакомую гостиную. Сейчас она казалась загроможденной дрезденскими безделушками, чехлами, портьерами, восковыми фруктами на подносах и занавесками с кисточками. Ему захотелось широко развести руками и освободить немного места.
– Почему ты не сказала мне, что Бонни была… танцует в «Медном Ястребе»?
Явно наслаждаясь ситуацией, Джиноа смаковала вино.
– Ты не спрашивал.
Элай стиснул бокал с бренди, чуть не раздавив его.
– Ты моя сестра, и это твой долг…
Джиноа вскочила, вспыхнув от возмущения.
– Как ты смеешь говорить со мной о долге, Элай Мак Катчен! Ты пережил трагедию, потеряв Кайли, но все, что ты делал после этого, вряд ли заслуживает восхищения, не так ли? Ты оттолкнул Бонни вместо того, чтобы поддержать ее, и зачем-то отправился на эту глупую войну, где тебе нечего было делать! Но мало того, ты стал путешествовать по Европе, пренебрегая своим долгом перед Бонни и перед компанией своего деда!
– Вот, вот, – поддакнул Сэт, почти осушив свой бокал и почувствовав прилив смелости. Его глаза блестели от восхищения, когда он наблюдал за Джиноа.
Элай был захвачен врасплох: многое из того, что сказала сестра, было правдой, хотя он и не желал признаться в этом. Пока он обдумывал ответ, в гостиной послышался нетерпеливый плач ребенка. Возле вышитых бисером и украшенных кисточками портьер стояла прелестная няня, плачущий ребенок цеплялся за ее юбку. Няня обратилась к Джиноа:
– Извините, мисс, но маленькая Розмари немного возбуждена, думаю, следует уложить ее спать пораньше, хотя…
Элай, поставив бокал, встретил взгляд золотисто-карих глаз девочки, которая внезапно перестала плакать. Ее волосы были такого же цвета, как у него и Джиноа. В душе Элая вдруг что-то перевернулось.
