Барбара Картленд - Стремление к совершенству
— Благодарю вас, — сказала Дарсия, — но я недавно в Лондоне и чувствую себя очень неуютно, когда не знаю имен тех, кого встречаю на балах почти каждый вечер.
Кавалер улыбнулся и, подчинившись ее желанию, начал перечислять одну за другой всех наиболее привлекательных женщин в зале. Он был довольно остроумен и, называя дам, давал им меткие характеристики, как правило довольно язвительные.
— Очаровательна, но мелочна… Обворожительна, но слишком любит звук собственного голоса… Прелестна, однако интересуется только своим отражением в зеркале…
Дарсия слушала и молча кивала, пока наконец он, указав на красивую блондинку, не произнес:
— А это леди Каролина Блейкли, дочь герцога Халлского.
— Она восхитительна, — сказала Дарсия.
— Любуясь гладью вод, не забывайте о подводных течениях…
Дарсии хотелось бы знать, что он имел в виду, но она не стала уточнять. Вместо этого она спросила:
— Она помолвлена с тем приятным молодым человеком, с которым танцует?
— Нет, это лорд Арклей. Поговаривают, что леди Каролина, как бы это сказать… В общем, официально о ее помолвке с графом Керкхэмптоном объявлено не было, но, кажется, приватным образом они обо всем договорились.
— А почему они не хотят объявить о помолвке официально? — с невинным видом поинтересовалась Дарсия.
— Он сейчас строит для нее дом, и Бог знает, сколько еще времени уйдет на это строительство.
— Как прозаично! Если бы я любила кого-то, то ничто не остановило бы меня, даже отсутствие крыши над головой.
— Если вы полюбите меня, — отозвался ее кавалер, — обещаю, что и глазом не успеете моргнуть, как мы окажемся перед алтарем.
Она весело рассмеялась. Но к концу бала его торжественные заверения в любви и преданности начали ей надоедать.
Дарсия устала, но уснуть не могла. В темноте комнаты перед ее глазами возник образ графа. Она представила его таким, каким видела в последний раз — на аллее в Гайд-парке, верхом на лошади, с сосредоточенным выражением лица; он пронесся мимо и пропал в тумане.
Потом возникло другое лицо. Оно проявилось из темноты очень четко, как на тех фотографических карточках, о которых так много все говорили в последнее время. Это было лицо леди Каролины Блейкли — нежная кожа, глаза цвета незабудок. «Она хорошенькая», — подумала Дарсия, понимая, что лукавит сама с собой. Правильнее было бы назвать ее красавицей.
Весь следующий день был расписан маркизой по минутам, и Дарсии не удалось приступить к осуществлению своей затеи. Ей пришлось ждать еще некоторое время. Подходящий момент наступил только дня за два до бала, который давала маркиза.
Рано утром маркиза прислала сообщить Дарсии, что ей нездоровится. Дарсия не мешкая прошла в ее комнату. Шторы на окнах были опущены, в воздухе стоял резкий запах одеколона.
— Мне очень жаль, моя дорогая, — слабым голосом проговорила маркиза, — но меня опять мучит мигрень. Иногда у меня бывают такие сильные приступы, что ничего не остается, как только тихо лежать и ждать, пока боль не пройдет.
— Я понимаю, — сочувственно произнесла Дарсия. — Вы уверены, что я ничего не могу сделать для вас?
— Ничего, — с трудом ответила маркиза. Было ясно, что разговор причиняет ей боль, и
Дарсия поспешила удалиться.
Вернувшись в свою спальню, она набросала записку мистеру Кертису и поспешно начала одеваться. Спустившись вниз, она увидела, что ее распоряжения уже выполнены. Закрытый экипаж ждал перед парадной дверью. Кертис протянул ей листок бумаги, из которого она узнала все, что хотела.
— Вы решительно не хотите, чтобы я сопровождал вас, мадемуазель? — спросил Кертис.
Дарсия покачала головой и нарочито громким голосом, так, чтобы услышал лакей, сказала:
— Благодарю вас, мистер Кертис. Я собираюсь навестить одну мою знакомую — пожилую леди, живущую в пригороде. Надеюсь, состояние здоровья позволит ей встретиться со мной.
— Я тоже надеюсь, мадемуазель, — вежливо согласился Кертис.
— Будьте добры, отмените на сегодня все встречи, — продолжала Дарсия. — И уточните у мадам N, к которой мы с маркизой приглашены, удобно ли будет, если я приеду одна…
Не дожидаясь ответа, Дарсия села в карету, и ее охватило волнение, какого она не испытывала ни перед одним из званых вечеров, на которых ей пришлось побывать с момента приезда в Лондон.
Дарсия помнила, что до местечка Летти-Грин, расположенного на самой границе отцовских владений, было не так далеко — миль на десять ближе, чем до Роули-Парк.
Женщина, которая была ее гувернанткой в течение четырех лет, состарилась уже тогда, когда отец подарил ей домик. Дарсия помнила, что сам дом и аккуратный ухоженный садик, тогда, девять лет назад, казались ей кукольными, несмотря на то что это было самое большое здание в Летти-Грин.
Через час экипаж остановился перед ним, и Дарсия убедилась, что память не подвела ее. Разве только сад сильно разросся с тех пор, как она видела его в последний раз. Она вышла из кареты и постучала в дверь, отметив про себя, что дверной молоток не мешало бы почистить. Прошло несколько минут, прежде чем ей ответили. Она уже собралась постучать еще раз, когда дверь открылась и на пороге появилась пожилая женщина, похожая на крестьянку.
— Я бы хотела повидать мисс Грейтон, если это удобно.
— Этого никак нельзя, мэм, — произнесла женщина. Говорила она совсем по-деревенски.
— Почему же? — спросила Дарсия.
— А потому как похоронили мы ее на прошлой неделе, — ответила женщина. — Я вот теперь как раз о доме думала, что мне с ним делать-то?
Дарсия вошла в маленькую прихожую. Женщина закрыла за ней входную дверь, а затем проводила ее в гостиную. Это была очень милая комната, с окнами, выходящими в сад. Дарсия сразу узнала вещи, которые мисс Грейтон разрешили взять на память из Роули-хаус. На стенах в аккуратных рамочках висели детские акварели Дарсии. Было очень трогательно, что мисс Грейтон хранила их.
— Расскажите мне, как это произошло, — попросила она крестьянку.
В ответ ей пришлось выслушать длинный и довольно бессвязный рассказ о том, как постепенно угасала мисс Грейтон и никто за ней не ухаживал, кроме самой рассказчицы.
— Разве у нее не было родственников? — спросила Дарсия, когда та перешла к описанию похорон мисс Грейтон.
— Вроде нет, — ответила крестьянка. — За эти годы никто не навещал ее.
— Может быть, она оставила какие-то распоряжения?
— Вот все хожу и думаю об этом. Тут письмо осталось для дочери его светлости — благородной Дарсии Роули. А говорят, что она где-то за границей. Куда мне его посылать-то? Вот я и не могу его отправить. — Она говорила почти сердито, словно боялась, что кто-то обвинит ее в пренебрежении волей покойницы.