Мэри Элизабет Брэддон - Кровавое наследство
— Очень готов, — отвечал Даниельсон.
— Но имейте в виду, что я нуждаюсь не в одном только молчании, но и в ваших услугах.
— Можете смело рассчитывать на то и на другое.
— Хорошо, — сказал банкир, — итак, слушайте. Вручая мне свое денежное состояние, Вестфорд отдал мне и акты на свою земельную собственность. Я хочу во чтобы то ни стало завладеть этой собственностью.
— На каком основании?
— На основании им же самим подписанного акта, которым он обязуется отдать ее в мое владение в случае неуплаты им в шестимесячный срок взятых у меня в долг денег.
— О, конечно!
— Но в этом акте вы должны непременно подписаться свидетелем.
— Но я никогда еще не был свидетелем в деле подобного рода.
— Ваша память изменяет вам нынче вечером, мой милый Даниельсон, но она станет свежее, когда я дам вам пятьдесят фунтов задатку.
Банкир сказал эти слова с мрачной улыбкой, которую хорошо понял его приказчик.
— Дайте сто вместо пятидесяти, — сказал он, — и тогда увидите, что память моя станет еще свежее.
— Пусть будет по-вашему, — сказал банкир, — но, в таком случае, я попрошу у вашей памяти припомнить какого-нибудь приятеля, то есть писца, который придал бы этому акту законную форму и сумел бы подписать его почерком другого лица.
— Дайте мне немного подумать, — сказал Даниельсон.
И он действительно погрузился в раздумье.
— Да, — сказал он наконец, — я знаю такого человека.
— И он может сейчас же обделать это дело?
— Да, но он запросит денег.
— И ему будет щедро заплачено, — отвечал банкир.
— Где же вы возьмете подпись, которую он должен подделать?
Гудвин вытащил из кармана украденное письмо Гарлея Вестфорда и передал его приказчику.
— Вы теперь знаете, что нужно вам сделать?
На том и закончился их разговор.
Мозг приказчика казался так свободен, как будто он пил не вино, а чистую воду — он продолжал сидеть, смотря то на огонь, то на задумчивое лицо банкира, и пил стакан за стаканом.
«Да это просто железный человек, — думал банкир. — Могу ли я быть спокоен, зная, что моя тайна в его руках? Спокойствие, спокойствие… Да знал ли я спокойствие с той самой минуты…» Конец этой фразы затерялся в тяжелом, подавленном вздохе.
8
Велика была скорбь, которая ожидала Лионеля и Виолетту по возвращении из приятной поездки. С легким сердцем и беззаботностью молодости отправились они в это утро, и мир казался им так прекрасен, что мысль о существовании продолжительного горя никак не могла прийти на ум. Теперь же их постиг первый удар, который разбил прекрасные мечты и подал им горькую чашу, которую они должны испить до дна.
Виолетта застала мать опять в постели, которую она так недавно оставила. Врач тщетно употреблял все возможные средства. Больная находилась в совершенно неподвижном состоянии, ее глаза мертво и без всякого выражения смотрели в пространство. Ни один вздох не облегчал ее мучений, она страдала молча, и сердце ее окаменело.
Доктор, который знал Лионеля и Виолетту с детства, ожидал их в передней, чтобы переговорить с ними. Он сидел за столом с газетой в руках.
— Мама наверное получила дурные известия! — воскликнула Виолетта в слезах. — Другой причины быть не может, это не обыкновенная болезнь! Будьте милосердны, мистер Сандерсон, скажите нам правду, как бы ни была она жестока.
— Скажите нам все! — воскликнул Лионель. — Не питайте нас обманчивыми надеждами!
Доктор передал газету молодому человеку.
— Прочтите, — сказал он, указывая на то место, которое относилось к «Лили Кин», — и дай Бог, чтобы это были только слухи.
Лионель прочел это место три раза, и холодная дрожь пробежала по его телу. В это время он почувствовал прикосновение дрожащей руки к его плечу и, обернувшись, увидел бледное лицо сестры, которая неподвижно смотрела на зловещую бумагу.
— О нет, нет! — закричала она. — Он не погиб! Не правда ли, доктор, отец наш не погиб?
Будем надеяться, что это так, — возразил доктор. — Эта деловые люди всегда готовы распространять разные безосновательные слухи. Может быть, все еще исправится.
— Нет! — порывисто воскликнул Лионель. — У меня нет больше доверия! Внутренний голос говорит мне, что отец погиб. Могу ли я забыть болезнь моей бедной матери? Она случилась от ужасного предчувствия, что эта поездка будет гибельна для отца. Она двадцать лет замужем за моряком, но у нее никогда не было подобных предчувствий. Непростительно глупо с моей стороны, что я смеялся над боязнью моей матери, теперь я понимаю, что она была основательна. Корабль отца разбился, и он погиб со всем экипажем!
Виолетта отчаянно вскрикнула и упала без чувств на руки брата.
— Вы убьете вашу сестру подобными речами, — строго сказал доктор.
Лионель отнес сестру в ее комнату, и в следующую ночь доктору пришлось лечить двух больных.
Дни и недели, последовавшие за посещением Руперта Гудвина, прошли весьма печально. Клара Вестфорд и ее дочь долго были не в состоянии оставить постели. Все мучительное время Лионель вел себя как примерный сын и брат.
Каждую ночь, когда нанятые сиделки и домашняя прислуга, искренне привязанные к своей госпоже и ее дочери, были принуждены вследствие утомления оставить которую-нибудь из больных, Лионель занимал их место. Казалось, что этот молодой человек, всегда беспечный до постигшего его несчастья, был внезапно наделен какой-то сверхъестественной силой. Но он не только ухаживал за больными, он постоянно ездил в Лондон и посещал все места, где мог хоть что-нибудь узнать об участи отца и его корабля.
Но нерадостное известие наградило его старания, и до выздоровления его матери он узнал свое несчастье. На утесистом берегу нашли обломки разбитого корабля, который носил имя «Лили Кин». С растерзанным сердцем Лионель возвратился в Вестфорд-хауз. Теперь ему не нужно было более оставлять больных, чтобы разузнавать что-нибудь — он уже все знал.
Наконец настал день, когда Клара Вестфорд была в состоянии оставить постель, чтобы посидеть в салоне. Хотя окна и были наглухо затворены, комната все-таки не была лишена комфорта. В камине горел умеренный огонь, и перед ним сидела в мягких креслах, обложенная кругом подушками, выздоравливающая Клара Вестфорд. Дверь отворилась, и Лионель внес на руках свою сестру. Хотя болезнь Виолетты не была так трудна и так продолжительна, как болезнь ее матери, тем не менее она была еще очень слаба и походила в своем белом платьице на привидение. Она уже не была более тем молодым сияющим существом, которое обворожило молодого художника на балу в Винчестере.
