Амелия Грей - Капелька скандала
– Я была осторожна.
– Я знаю. Но всегда очень интересно услышать, что происходит у этих графов.
– Насколько я поняла, тетя Беатриса, лорд Дагдейл в этом году уделяет больше внимания барышням и дольше остается танцевать на балах.
– Ах, как было бы замечательно, если бы кто-то из них наконец женился. Может быть, теперь, когда графам уже под тридцать, они наконец-то станут взрослыми. Но потерять их будет ужасно жаль. Все эти годы они поставляли такой славный материал для нашего раздела, что стоит им жениться и свет утратит к ним всякий интерес.
Миллисент заметила, что на лице у тетки появляется мечтательное выражение, стоит ей заговорить о своей работе.
– Мне кажется, ваше занятие доставляет вам истинное удовольствие, – сказала она.
– Воистину так, дружочек. Просто не могу себе представить, что было бы, не будь у меня этой колонки. Я этим живу. Ну да ладно. Не было ли еще чего-нибудь интересного?
Миллисент сразу же вспомнила о джентльмене, с которым встретилась в коридоре непарадной части дома. Ее потянуло к этому человеку так, что она встревожилась. Он был единственным из всех встреченных ею в Лондоне мужчин, с кем она хотела бы еще увидеться.
Миллисент очаровали его невероятно синие глаза, его манера наклонять голову и усмехаться приветливо и обезоруживающе. Она не могла забыть, как по коже у нее побежали мурашки, когда он, не скрываясь, окинул ее одобрительным взглядом. А потом предложил ей карандаш. А потом дал ей уйти.
Но кто он – джентльмен или повеса?
Миллисент мысленно встряхнулась. Что это она размечталась! Она ходит на балы, чтобы выполнять теткину работу, а не мечтать о любезных повесах. Он был весьма дерзок – сначала не давал ей уйти, потом погладил по руке и послал ей воздушный поцелуй, такой дразнящий, что она почти ощутила его нежность на своей щеке. К тому же она не исключала, что он мог оказаться женатым негодяем.
У них в городке несколько красивых молодых людей пытались уговорить ее принять их предложение, но Миллисент ждала того, с кем ей захочется быть вместе каждый день до самого конца.
Интересно, вызовет ли у нее такие чувства тот безымянный джентльмен, с которым она встретилась вчера вечером? Миллисент хотелось увидеть его снова. Ей было интересно, ощутит ли она опять то захватывающее дух удивление, если во второй раз заглянет ему в глаза.
Отец оставил Миллисент хорошее приданое, и ей не нужно выходить замуж, чтобы стать обеспеченной. Она хочет выйти замуж по любви.
Но тетя Беатриса дала понять, что девушка приехала сюда, чтобы выполнить ее поручение. Если она при этом получит удовольствие, проводя сезон в Лондоне, пусть будет так, но не это сейчас самое главное. И все же Миллисент не могла не думать о предстоящем вечере и не ждать его с совершенно иным чувством, чем это было вчера.
– Поспеши, дружочек, не нужно так долго думать. Мы должны все закончить до того, как я усну. Не слышала ли ты еще чего-то, о чем нужно написать?
– Нет, ничего кроме того, о чем я уже вам сообщила. Сегодня я постараюсь все сделать лучше.
– Я хочу, чтобы ты поняла, что требуется определенное умение слушать и выделять хорошую сплетню из простой болтовни, не стоящей упоминания в печати. Только не спеши, когда будешь переписывать статью, чтобы не наделать ошибок, и проследи, чтобы Филлипс вовремя доставил ее.
– Считайте, что все уже сделано.
– Великолепно! – Глаза Беатрисы закрылись. – А теперь оставь меня, Миллисент. Мне нужно поспать. – Вдруг она резко открыла глаза. – Не забудь запечатать конверт гербом Труфитта.
– Я позабочусь обо всем, – тихо сказала Миллисент, жалея, что нельзя наклониться и ласково поцеловать тетку в лоб, потому что рядом с ней лежал, свернувшись, бдительный Гамлет.
– Спите, тетя Беатриса, и пусть вам приснятся всякие приятные вещи. Все будет хорошо.
Миллисент на цыпочках вышла из комнаты и осторожно закрыла за собой дверь. Она прошла по темному коридору в свою спальню и послала горничную Гленду вниз за чаем. Потом зажгла лампу, стоявшую на маленьком столике, который принесли к ней в комнату, и принялась мучительно медленно переписывать статью, внося все исправления, которые предложила тетка, и радуясь, что раздел светской хроники не очень велик.
Миллисент выбрала перо и окунула в чернильницу, но его заостренный конец не коснулся бумаги – она отложила перо. Вместо этого она взяла свой ридикюль и, открыв его, вытряхнула на стол содержимое: носовой платочек, очки, бальную карточку, атласную ленту и два карандаша.
Сердце у нее забилось, когда она увидела карандаш, который уговорил ее взять заинтриговавший ее джентльмен. Она сжала карандаш в кулаке, потом медленно разжала пальцы и покатала карандаш между пальцами. Неожиданно ей стало очень приятно.
Миллисент вспомнила, что она почувствовала, когда он коснулся ее руки в перчатке, нежно, но настолько явно, что не было никаких сомнений – он перешел за грань приличий. Какая дерзость! Он ведь не знал, как она на это прореагирует, и все же понадеялся, что она не позовет на помощь и не даст ему пощечину. И оказался прав. Ясное дело, это был беззастенчивый шалопай – вести себя так развязно с леди, которой он даже не был представлен!
Ей, как воспитанной девушке, полагалось дать ему отпор за столь дурное поведение, но ей это почему-то и в голову не пришло. Но ведь как воспитанная девушка, она не должна была бы заниматься и такими вещами, как скандальная хроника. Возможно, ее будет мучить совесть за то, что она делает, но почему-то мысль об этом не посетила ее раньше.
Миллисент покачала головой. Нужно выбросить этого незнакомца из головы. Нет сомнений, он нарочно вел себя так, чтобы она не могла его забыть, чтобы думала, кто он такой, и стремилась, чтобы их познакомили по всей форме. Но нет. У нее слишком много работы и очень мало времени.
Миллисент снова взяла перо, твердо решив больше не отвлекаться. Она успела лишь написать «Что в имени?», когда рассудок предал ее и вернул к мечтательным синим глазам, понимающей улыбке и запретному поцелую, переданному по воздуху.
Глава 4
Чандлер смотрел на нее. Она танцевала. Легкость сквозила в каждом ее шаге, повороте и кружении. Это была настоящая красавица, гибкая, изящно сложенная, с тонкой талией и прекрасной фигурой.
Вырез ее летящего газового платья был несколько более высоким, чем у большинства модных теперешних фасонов, и открывал только намек на выпуклость грудей под тканью. Это разочаровало Чандлера, потому что ему очень хотелось видеть эту нежную выпуклость. И опять-таки у него появилось ощущение, что она нарочно старается не привлекать внимания к своей красоте, укладывая волосы в такую строгую прическу и одеваясь в такие скромные платья.
