Элейн Барбьери - Полночный злодей
— Габриэль…
— Мне хотелось бы доказать, что я скорее сильная, чем слабая, и у меня есть характер, чтобы довести этот замысел до конца. Осталось всего несколько месяцев… — Габриэль вдруг умолкла, а глаза ее увлажнились. — Почему-то мне кажется, что мама одобрила бы такой поступок. Волна тепла окутала Жерара, и снова сдавило горло. Габриэль до такой степени близка по духу своей матери, которую едва помнит…
Не будучи в состоянии отказать ей, он прошептал:
— Если ты так хочешь.
После порывистого поцелуя Габриэль он заставил себя улыбнуться.
— А кстати… почему, собственно, я приехал…
— Да, да! — С ним была прежняя Габриэль. — Ты привез то, что давно обещал?
Пуантро не произнес ни слова, пока она раскрывала огромную коробку, которую он извлек из укромного места, а затем, визжа от восторга, разглядывала сшитое во Франции роскошное платье из шелка и бархата. Жерар наблюдал, как она прикладывала платье к себе и возбужденно говорила о том вечере, когда впервые наденет его.
Попрощавшись с Габриэль, он постоял в приемной монастыря, наблюдая, как она поднимается по лестнице. Когда она исчезла из виду, он буркнул ожидавшему его кучеру, чтобы тот забрал коробку с платьем.
Медленно, но решительно Пуантро направился в кабинет матери-настоятельницы. Постучав, он вошел, услышав негромкий ответ. Монахиня с торжественным лицом ожидала его.
— Чем могу служить вам теперь, monsieur[2] Пуантро?
— Вопрос не в том, можете ли вы служить мне. Вопрос в том, смогу ли я теперь служить вам.
Выражение его лица резко изменилось, превратившись в злобную маску, и он проскрежетал:
— Не приди я неожиданно сегодня повидаться с дочерью, ваше отношение к ней могло бы так и остаться для меня неизвестным. Боюсь себе представить, сколько раз Габриэль подвергалась подобному обращению, поскольку только сейчас я понял, что некоторые сложности, связанные с пребыванием здесь, она держала от меня в секрете.
Жерар сделал паузу, пытаясь взять себя в руки, а затем продолжил:
— Габриэль убеждена, что заслужила унижение, которому была подвергнута сегодня. Но я думаю иначе! Я требую исключить подобные инциденты, если монастырь рассчитывает на мою поддержку и помощь тех благотворителей, которых я привлек!
— Monsieur, я уверена, что Габриэль прекрасно осознает справедливость этого наказания.
— Она — моя дочь, и только я могу судить об этом! Я привел ее сюда, чтобы ей дали образование, а не унижали!
— Monsieur Пуантро, пока Габриэль находится на нашем попечении, мы отвечаем за ее благополучие. Мы скорее заслуживали бы упрека в небрежном к ней отношении, если бы не приучали ее к дисциплине, которая так необходима для достижения подлинной зрелости.
— С Габриэль не должны обращаться, как с обыкновенной рабыней!
— Мы должны трудиться ради нашего спасения.
— Но не Габриель!
— Monsieur, прошу нас понять, что и сестры, и я лишком любим Габриэль, чтобы испортить ее, ослабив попечительство, — тихо произнесла настоятельница. Бешенство отразилось на его лице, и он прорычал: — Я не желаю больше говорить об этом! Достаточно того, что вы предупреждены!
Молча выждав некоторое время, чтобы важность сказанных им слов в полной мере отразилась в напряженном выражении лица монахини, Жерар Пуантро стремительно вышел, оставив разлитую в воздухе злобу.
— Она одна работала в саду, капитан.
Рассказ матроса Дастина Портера был встречен молчанием. Капитан лежал на завешенной шелками огромной постели. Комната Кларисы Бушар по-прежнему была для него единственным относительно безопасным пристанищем в городе. Худой, жилистый моряк замер поневоле, заметив, каким напряженным стал взгляд капитана Уитни. Такой мрачный взгляд, что дрожь пробирала, а спина покрывалась испариной, он видел и раньше.
Рапас, хищник… Да, капитан заслуживал свое имя в большей степени, чем он представлял себе. Немногие из команды чувствовали себя спокойно под его пронизывающим взглядом, хотя все, безусловно, уважали этого человека.
По лицу Дастина Портера пробежала тень, когда в его памяти возник корабль «Айленд Перл». Его вновь ужаснула картина паники, охватившей судно во время битвы с испанскими пиратами в момент гибели капитана и первого помощника. Уитни, бывший простым матросом, решительно принял командование на себя и так повел орудийный огонь, что удалось отбить атаку и скрыться.
«Айленд Перл» обратился в бегство, но страх вверг людей в состояние, близкое к безумию. Все знали, что еще ни одному кораблю не удавалось уйти невредимым от испанских пиратов, и они обречены. В это время над ними сгустился туман, подавший надежду на спасение. Новый капитан сумел окончательно развеять страх и силой собственного примера вселить в их сердца мужество. Он обещал, что под его командованием им гарантирована справедливость, которой они никогда бы не увидели при действовавшем морском праве. Дисциплина и строгое выполнение взаимных обязательств стали нормой жизни на корабле с того дня.
Люди с самого начала знали, что капитаном руководит жажда мести, очень глубокая, личная и не всегда понятная остальным, но они положились на него. Прошедшие с тех пор годы показали, что они отдали свои судьбы в верные руки. Любой из них, не колеблясь, пойдет за ним до конца, даже в том случае, если окажется в пекле ада.
Да, капитан Уитни стал Рапасом. Ну что ж… благородный хищник, подкрадывающийся к беззащитной жертве.
— Она работала в саду одна так поздно вечером? — переспросил он.
Внезапный вопрос капитана прервал раздумья Портера, и он поспешил ответить:
— У молодой госпожи нелады с порядками в монастыре, так считает мой друг, служащий там на кухне.
Портер не стал уточнять, что его «друга» зовут Жаннет Луи Синклер, и это милое имя принадлежит коротконогой и без признаков талии разбитной бабенке, выполняющей на монастырской кухне самую грязную работу, дабы освободить монахинь для более важных дел. Он также не счел нужным добавить, что Жаннет была без ума от него, и понадобилось подбросить лишь несколько слов в интересующем его направлении, как она выложила все, что знала.
Оказалось, Габриэль Дюбэй не слишком нравилась Жаннет.
— Мой друг сказал, что мадемуазель Дюбэй пользуется особыми привилегиями, и так было с момента ее поступления в монастырь. К примеру, эта девица не спит в общей опочивальне, так как ее отец считает, что она слишком хороша для других учениц. Он настоял, чтобы у нее была отдельная комната.
— И монахини позволили это?
— Ха! Одна из монахинь уступила ей свою келью. Это крайняя комната на втором этаже, в самом углу монастыря. Приятель говорит, что девушка ведет себя так, будто все эти привилегии ей положены, и что господина Пуантро боятся в монастыре гораздо больше, чем уважают, и никто не осмеливается противоречить ни ему, ни его дочери, опасаясь последствий.
