Елена Романова - До любви две мили и один шаг (СИ)

— Сколько бы ни было у торговца денег, он не станет аристократом. Быть может, поэтому вам нет места в Лондоне.

Он скрипнул зубами.

Я была в ударе. Лишь в исключительном случае, я могла позволить себе так грубо и бестактно говорить с мужчиной — если он мне чертовски нравился.

— У людей моего сорта, леди Блайт, — подчеркнуто вежливо заговорил он, — есть одна особенность, о которой люди вашего сорта забывают.

— И что это?

— Гордость и порядочность.

Я не заметила, как мы оказались в самом дальнем уголке сада, где слышался лишь размеренный шум реки. Но я не обращала на посторонние звуки внимания — в моих ушах, горле, висках пульсировала кровь.

— Гордость? Может быть, вы путаете ее с гордыней, мистер Остин? А насчет порядочности я бы поспорила…

— Да? Я вижу, вы любите поспорить.

— Что для вас порядочность, мистер Остин?

— Верность, преданность, скромность… — без промедления ответил.

— Тогда в Великобритании вам не найти ни одной порядочной дамы.

Мое заявление его позабавило — он позволил себе едкий смешок.

— Боюсь, огорчить вас, но большинство женщин не такие, как вы.

— Это меня ничуть не огорчает. Таких, как я, больше нет, — заключила, когда мы остановились и развернулись друг к другу.

— Видимо, это к лучшему.

Опешив от такой наглости, я не знала, что ответить, и он победно улыбнулся. Чертов проповедник! Я не собираюсь капитулировать.

— Мистер Остин, будем откровенны.

— С удовольствием…

— Я не буду оправдываться перед вами за то, кто я есть. Более того, мне глубоко наплевать на то, что вы себе вообразили! Но скажу одно — лучше быть последней дрянью в ваших глазах, чем быть ею на самом деле.

Произнесся это, я распрощалась с миром и покоем в Шорпшире. Ведь ни я, ни Остин не успокоимся, пока не истребим друг друга.

— Как вам будет угодно, леди Блайт, — медленно вымолвил он, не отводя пылающего взгляда.

— И это все, что вы скажете? — я с вызовом усмехнулась, приближаясь к нему и приподнимая подбородок. Пусть видит во мне порок, огонь и постыдную похоть. Пусть увидит во мне настоящую женщину, которая может со страстью желать мужчину. — Или это всего лишь маска, под видом которой прячется настоящий женоненавистник?

— А под видом порядочной леди… — я не на шутку его разозлила. Он не повысил голоса — нет, даже не договорил фразу, но я видела, что его взгляд упал на мои распахнутые губы и страшно потемнел.

— А под видом порядочной леди — шлюха? Вы это хотели сказать, сэр?

О, его глаза пожирали, завораживали, убивали. В них я читала слишком явную борьбу его желаний.

— Так вы ответите мне или так и будете строить из себя джентльмена? — бросила ему в лицо.

Он вдруг схватил меня за руку и притянул к себе. Неожиданно, я оказалась в его объятиях — в сильных крепких объятиях мужчины, знающего свою власть надо мной. Его губы жадно накрыли мои долгим, нетерпеливым поцелуем. Я могла лишь дивиться тому, насколько он был ласков после всего, что я сказала, и это грозило лишить меня воли. Мои руки переместились ему на грудь, цепляясь за борта фрака, который мне захотелось немедленно снять. И как бы вторя этой мысли, мое собственное платье поползло вниз, обнажая мягкий корсет и кружевную сорочку.

Его прикосновения были бережными и чуткими, будто он ласкал самую большую драгоценность в мире. Его поцелуй не прерывался, и я поймала себя на мысли, что хочу продолжать, к чему бы это не привело. Плевать, что мы опустились на траву прямиком в саду у миссис Вебер, не отрываясь друг от друга ни на секунду. Я хотела большего — ощущать в своих пальцах шелк его темно-каштановых волос, касаться обнаженной кожи, получать его поцелуи.

Джеймс Остин… Джеймс… я желала смаковать его имя и повторять еще и еще, прерывая свой шепот вместе с дыханием на этой сладкой и невыносимо эротичной «ей». Джеймс…

ГЛАВА 7

Лучше сделать и раскаяться, чем не сделать и сожалеть.

Джеймс Остин — сущий дьявол.

Поговаривали, что во Франции, где нормы морали были значительно мягче, он имел штат наложниц.

Поговаривали, что в юности он хотел стать миссионером и отправиться в Индию.

Ходили слухи, что его сердце было разбито ветреной особой из весьма небогатой семьи.

Джеймс Остин свят, как ангел и опасен, словно сам черт.

Он знаменит и безупречен. На его репутации нет не единого грязного пятнышка.

Я сидела на покрывале под навесом в абсолютно измятом платье, щуря один глаз от назойливого солнечного лучика, ковыряя пальцем узор покрывала.

Представьте, что пару минут назад ваш идеальный мужчина ласкает вас, заставляя забыть все, даже собственное имя и испытать неземное наслаждение, а затем холодеет, как айсберг, и все возвращается «на круги своя». В сущности, я понимала, что это закономерно, но что-то постоянно выбивалось из этой закономерности.

— Леди Блайт, все в порядке? — спросила меня взволнованная Шерри.

— Да, миссис Эванс. Мне просто жарко.

— Воды? — заботливо предложил Коулл.

Воды? Да. Плесните мне в лицо, чтобы я окончательно пришла в себя.

— Если вас не затруднит, — я была кроткой и тихой, как овечка на заклании.

Нужно забыть о происшествии в саду. Забыть ради себя самой, ибо чахнуть по Остину бессмысленно. Мы поддались соблазну, черт побери, хорошо провели время, и на этом все. Я ведь не строила иллюзий… так ведь?

— Давайте послушаем мистера Вебера, — предложила мадам Кюнтен, глядя на Патрика, как на лакомый кусочек, который нужно урвать для одной из дочек своей заклятой подруги. — Расскажите, мистер Вебер, что твориться в мире.

О, я не вынесу этого рассказа, постоянных вздохов местных леди, непрестанных вопросов и смеха. Дайте мне умереть, ибо я согрешила!

— Анна, вам плохо? — тихонько спросила Шерри.

Я должна высидеть здесь до конца! Должна, ибо доказать Остину, что мне на него плевать, возможно только так. И лицо, надо сделать непринужденно-веселое лицо, будто миссис Вебер удались ее дурацкие недожаренные стейки.

Я приникла к бокалу с водой. Ну, же Анна! Приди в чувства.

— Патрик очень изменился, — шепнула Шерри, — мы с ним проговорили около часа. Я так за него счастлива.

— И что ж в нем поменялось? — бросила я реплику, поднимая глаза и разглядывая друга моей Шерри.

Патрик был большой и нескладный, как медвежонок. Густая шевелюра русых волос выглядела довольно небрежно, а слишком интенсивный загар делал этого мужчину, похожим на крестьянина.