Барбара Картленд - Чудесная миниатюра

Даже знатоки ожидали от Рубенса совсем иного, но маркиза очаровал ее мистический настрой.

Ему пришло в голову, что Ванесса обладает сходным очарованием.

Встреча с девушкой ассоциировалась для маркиза с весенней прогулкой, когда под ворохом старых листьев вдруг обнаруживалась нежная фиалка или среди зимы на прогалине появлялся белый подснежник, бесстрашно бросая вызов природе и поражая своей чистотой.

«И все же меня, очевидно, ждет разочарование, и я к нему должен быть готов, — настраивал себя маркиз. — Первое впечатление чаще всего обманчиво».

В прошлом он часто встречал по вечерам на балах женщин или видел на сцене актрис, в которых чувствовалось нечто необычное. Увлечение вспыхивало мгновенно, и он начинал преследовать очередную жертву.

Маркиз и сам не мог объяснить это чувство, но знал, что оно сродни его поискам старинных картин, которые он подчас находил в каких-нибудь заброшенных уголках, — некий охотничий азарт.

Рэкфорд долго любовался этими никому не нужными и покрытыми пылью холстами. А иногда у него перехватывало дыхание при взгляде на какую-нибудь красавицу, увиденную мельком в окошке проезжающего экипажа.

Да, бывали мгновения, когда у него начинало сильнее биться сердце, и ему казалось, что он обрел наконец совершенство.

Это ощущение было таким же пронзительным и страстным, как и само желание. Но вскоре он понимал, что ошибся, и долго ощущал горечь разочарования.

Когда такое случалось, маркиз смеялся над собой, но в душе его оставался горький осадок.

Почему он рассчитывал, что сейчас все будет иначе? Почему он всегда воображал, что ему достанется идеальная возлюбленная, в то время как другие мужчины относились к этому просто и не тешили себя напрасными иллюзиями?

И все же он не мог расстаться со своей мечтой и надеялся, что в один прекрасный день найдет ту, которую так долго искал, и не обманется в своих надеждах.

На губах маркиза застыла циничная усмешка, пока его фаэтон, искусно лавируя, проезжал по людным улицам. Они были запружены подводами, позолоченными каретами аристократов, повозками, тележками с углем. Возницы кляли друг друга и прохожих на чем свет стоит.

Наконец он добрался до сравнительно тихого Айлингтона.

Там его взгляд отдохнул на яркой зелени весенних деревьев, разросшихся на бульваре, и желтых нарциссах, распустившихся в окрестных садах.

Дом, который искал маркиз, притаился за другими, более дорогими, особняками с балконами и видом на бульвар. Он показался Рэкфорду очень маленьким, чуть больше коттеджа.

Его окружала стена, а вокруг дома был разбит крохотный сад. «Все такое миниатюрное, словно игрушечное, — подумал он, — настоящий кукольный домик, где взрослые просто не поместятся».

Но, присмотревшись попристальнее, он понял, что этот дом был специально выстроен для художника. Он выходил окнами на юг, и мастерская, несомненно, располагалась сзади, ведь для работы мастеру нужен рассеянный свет.

Лакей спрыгнул с запяток, прошел через металлическую калитку и постучал в выкрашенную зеленой краской дверь.

Вскоре она отворилась, и маркиз увидел пожилую женщину.

Он догадался, что это Доркас, сопровождавшая Ванессу в поездке к лорду Дервенту. Она производила впечатление солидной и хорошо знающей свое дело служанки.

Конюх вернулся к фаэтону, и маркиз направился в дом.

— Доброе утро, — поздоровался он со служанкой. — Я хотел бы поговорить с мистером Корнелиусом Лэнсом.

Пожилая женщина недоверчиво посмотрела на него, в иных обстоятельствах маркиз решил бы, что она ведет себя недопустимо дерзко, но сейчас подумал, что служанка, наверное, осторожничает после истории с сэром Джулиусом Стоуном, и поспешно произнес:

— Я маркиз Рэкфорд, и у меня срочное дело к мистеру Лэнсу.

Он был почти уверен, что его объяснение смягчит суровую служанку.

Она сделала шаг в сторону и сказала:

— Проходите, милорд. Я скажу мисс Ванессе, что вы здесь.

Холл в доме был так мал, что маркиз показался себе каким-то великаном. Он снял шляпу, положил ее на узкий дубовый столик и последовал за служанкой, открывшей дверь в гостиную.

Ее окно выходило на юг, и маркиз заметил, что его фаэтон чуть отъехал, а конюх распряг и отвел на газон коней, уставших от долгой дороги.

Он окинул взглядом маленькую комнату и увидел, что она обставлена со вкусом, хотя мебель была не новой и недорогой.

Правда, над камином висела замечательная картина — портрет очень красивой женщины. Ее сходство с Ванессой бросалось в глаза, и он понял, что это ее мать.

Благородное происхождение этой женщины было бесспорно, и маркиз заметно приободрился. Ведь он по-прежнему боялся разочароваться при встрече с Ванессой.

Он не мог объяснить, почему у него возникло это странное чувство, но был уверен, что Ванесса не похожа ни на одну знакомую ему молодую женщину. Он знал многих людей искусства, общался с их близкими, но все они не имели с ней ровным счетом ничего общего.

Он вспомнил о низком своднике Ричарде Косуэе, вызывавшем у него отвращение, о том, как тот годами пил с принцем и чуть не погубил его. После каждой пирушки принц сваливался и по несколько дней лежал, мучась похмельем и желудочными болями.

Принц часто кутил и с Ричардом Бринсли Шериданом. Пьесы «Соперники», «Школа злословия» и «Критик» принесли ему международную известность, но вряд ли он мог образумить принца и повлиять на него в лучшую сторону.

Круг друзей принца был весьма разнообразен — среди них встречались люди чрезвычайно умные и талантливые, но их было немного, и их все равно считали вертопрахами и презирали. Хуже всего, что о принце судили по его приятелям и отзывались весьма нелестно.

Конечно, его знакомства не ограничивались представителями богемы. Принц дружил и с молодыми аристократами достаточно строгих правил вроде маркиза, который любил бывать с его высочеством в узком кругу, и наслаждался его обществом.

Принц, несомненно, обладал актерским талантом и, как говорил герцог Веллингтон, мастерски воспроизводил манеры, жесты, интонации и даже голоса других людей.

Джордж Бруммел полагал, что его артистическое дарование было поистине исключительно. Не родись он в королевской семье, принц мог бы стать лучшим комическим актеров Европы.

Принц был изящен, остроумен и считался выдающимся музыкальным критиком.

Однако маркиз видел, как легко и беззаботно он губил свою репутацию и растрачивал таланты в неподобающем обществе. Рэкфорд держался независимо, но мнение света было ему отнюдь не безразлично.

Маркиз не желал, чтобы над ним посмеивались снобы или завсегдатаи великосветских салонов.