Линси Сэндс - Леди и рыцарь
Розамунда взмахнула ресницами, когда священник провозгласил их мужем и женой. И это все? Несколько слов на латыни, одна-две клятвы – и уже связаны на всю жизнь? Почувствовав твердую руку на своей руке, она растерянно взглянула на отца. Он уже подталкивал ее к выходу.
– Все будет хорошо.
Брови Розамунды непроизвольно изогнулись, когда она услышала тревогу в этих словах отца.
– Ну конечно, – сказала она, пытаясь успокоить его, хотя сама не понимала, что имеет в виду. Слегка нахмурившись, она взглянула через плечо и увидела, что епископ, ее муж и его друг следуют за ними. Процессию замыкали аббатиса, сестра Юстасия, отец Абернотт и остальные монахини.
Розамунда снова посмотрела на отца, удивляясь тревоге, сквозившей в каждом его жесте, пока он вел ее к кельям. Он почти не замечал ее присутствия, хотя крепко держал за руку.
Ей даже казалось, что он старается успокоить скорее себя, нежели ее.
– Мне всегда нравился Берхарт. За эти годы я перебрал сотни мужчин, и он всегда оставался самым лучшим выбором для тебя. Он силен, богат. Он сможет защитить тебя и будет относиться к тебе с должным вниманием, благороден. Я уверен в этом. Все будет хорошо.
– Ну конечно, – повторила Розамунда, пытаясь успокоить его очевидную тревогу. Один Господь знал, сколько забот у ее отца, помимо тревоги о ее благополучии.
Словно удивившись звуку ее голоса, он вдруг остановился и озабоченно взглянул на нее:
– Ты ведь не очень сердишься на меня, что я помешал тебе стать монахиней? Ты…
– О нет, отец, – быстро перебила его Розамунда. Его неуверенность болью отозвалась в ее сердце. Он всегда был сильным и властным. – Я никогда не смогла бы сердиться на тебя.
– Конечно, нет, – сказал он, сумев улыбнуться ей. – Я сожалею, доченька.
– Сожалеешь? – нахмурилась Розамунда. – О чем?
– Жаль, что у нас так мало времени. Ты заслуживаешь большего. Ты заслуживаешь самой большой заботы и внимания, и я бы отдал все свое состояние, если бы это дало тебе время, но… – Покачав головой при виде ее растерянного взгляда, он быстро поцеловал ее в лоб, открыл дверь, возле которой они стояли, и подтолкнул Розамунду внутрь. – Я обещаю, что он будет настолько мягок, насколько позволит время… Или же я прикажу его четвертовать. – Он произнес это громче, очевидно, чтобы слова долетели до ее мужа.
Все это было ужасно непонятно, но более всего ее озадачило то, что она вновь оказалась в своей маленькой келье, служившей ей спальней с самого детства. На ее лице явно читалось непонимание, когда она повернулась к отцу:
– Что мы здесь делаем?
К ее изумлению, отец, его величество король Англии покраснел! Он пробормотал что-то невразумительное, за исключением одного слова, которое выскочило, словно змея из-за камня.
– В постель! – потрясение вскрикнула она. – Сейчас?
Ее отец покраснел еще больше. Его смущение по силе могло сравниться только с ее потрясением.
– Да.
– Но сейчас еще светло? Сестра Юстасия сказала, что грешно… – Она замялась, потом решительно прошептала слово «совокупляться» и снова продолжила нормальным голосом: – …пока светло.
Ее отец резко выпрямился, и смущение мгновенно сменилось раздражением:
– Да? Да к черту эту сестру Юстасию! Я добьюсь подтверждения этого брака, прежде чем уеду. Я не допущу расторжения брака. Я хочу, чтобы ты была защищена, если меня не станет, и я добьюсь этого.
– Да, но не могли бы мы подождать хотя бы до темноты?
– Нет, у меня нет времени для этого. Я должен вернуться в Шенон как можно скорее. Так что… – Он сделал неопределенный жест в сторону постели, вновь слегка смутившись. – Приготовься. А я переговорю с твоим мужем. – С этими словами он закрыл дверь, оставив ее одну.
Эрик наблюдал, как король закрыл дверь перед самым носом дочери. Он решительно расправил плечи в ожидании, когда монарх обратит на него свое внимание. Он, Шамбли, епископ, священник, аббатиса и все монахини стояли, молча слушая, как король произносил извинения и угрозы. Эрик был явно расстроен. Он подумал, что, наверное, любому отцу трудно смириться с мыслью о том, что его милой и невинной дочерью овладеет какой-то чужой мужчина. Но ведь это, в конце концов, была идея самого короля. Эрику, безусловно, не нравилось, что король постоянно грозил четвертовать его.
Вздохнув про себя, Эрик с досадой подумал, что он вечно умудряется попадать в какие-то переделки. Переживет ли он брачную ночь и, если да, как долго продержится, пока опрометчивость не приведет его к неминуемому наказанию? Сейчас выбор Делии казался привлекательнее четвертования. Даже когда ее ноги обвивали старого Гленвилла. Нет, ему следовало бы избавить себя от тревог и забот, покончив с собой. Жаль только, что он совсем не склонен к самоубийству.
Несколько минут стояла тишина, прежде чем король наконец отвернулся от закрытой двери и сурово взглянул на него. Выражение его лица вряд ли свидетельствовало о высказанных ранее симпатиях к Эрику.
– Итак, – наконец произнес король и несколько смягчил выражение лица. Он положил руки на плечи Эрика и сильно сжал их. – Розамунда – самое дорогое мое сокровище. Плод моей любви. Я вверяю ее тебе и рассчитываю, что ты будешь мягок и очень осторожен с ней.
– Конечно, ваше величество, – покорно пробормотал Эрик.
Кивнув, король повернулся к епископу Шрусбери и протянул руку. Тот мгновенно передал ему две свечи. Взяв их, Генрих зажег обе от факела, прикрепленного к стене, потом повернулся к Эрику и показал ему:
– Ты видишь отметины, которые я сделал на свечах?
Эрик кивнул. Обе они были на ширине большого пальца от основания.
– Вот столько у тебя времени, чтобы сделать дело, – заявил король и передал ему одну из свечей.
Рука Эрика невольно сомкнулась вокруг свечи, но глаза расширились от ужаса. Он снова посмотрел на отметину. До нее было не больше четверти дюйма от горевшего фитиля.
На его взгляд, это было…
– Но ведь это меньше десяти минут!
Король расстроенно кивнул:
– По правде говоря, ближе, к пяти минутам. И свеча горит, сжитая твое время. Так что лучше приступай.
Эрик в ужасе посмотрел на короля, уже видя свою голову на колу:
– Но…
– Не перечь мне, Берхарт. Ты думаешь, я бы не дал тебе больше времени, если бы оно было у меня? Она же моя дочь и заслуживает пиршеств и торжеств по случаю своей свадьбы. Возможно, когда-нибудь мы сможем устроить это для нее. Но не сегодня. – Повернувшись, он отдал вторую свечу Шрусбери, потом взял Эрика за руку. Другой рукой он распахнул дверь кельи. – Сегодня мы должны сделать все, что в наших силах. И это означает, что ты будешь нежен, заботлив и… – Генрих втолкнул Эрика, державшего свечу, в комнату. – Быстр. Мы будем ждать здесь.
