Анна Кэмпбелл - Пленница греха
Как это случилось? Голова у нее шла кругом. Тщетно она пыталась подавить непредсказуемые реакции. В бальных залах и салонах она встречала многих мужчин, интересных, утонченных и внимательных. Но ни один не оказывал на нее такого влияния, как этот молчаливый черноволосый Адонис с блестящими глазами и мрачной аурой. Ее пугали чувства, которые он возбуждал в ней.
Отвечая на вопросы Акаша, касающиеся ее травм, она продолжала смотреть на сэра Гидеона. Он держал кружку с элем, к которому так и не прикоснулся. Она смотрела на его руки и представляла себе, будто они касаются ее. Хотя он ни разу не взял ее под руку.
Она бесстыдно любовалась им. Суровая красота его лица, безупречность черт наводили на мысль о рыцарях-крестоносцах. Рот его можно было бы назвать лишь волевым, если бы не чуть припухлая нижняя губа — признак чувственности. С него можно было бы лепить святого, если бы не глаза.
В этих горящих глазах не было святости.
Они были черными и бездонными. Исполненными страстей и боли.
И гнева.
Все потому, что кто-то посмел обидеть ее.
Чариз была тронута до глубины души, и все же она должна бежать от них. Очень многое зависело от того, сумеет ли она сохранить свое имя в тайне.
Но сознание того, что такое замечательное создание, как сэр Гидеон Тревитик, так решительно встало на ее сторону, должно было воодушевить ее, поддержать в ней позорно слабеющую решимость.
Гидеон встретился с ней глазами, и в его взгляде она прочла предостережение. Он встал и подошел к окну.
Чариз уставилась на его спину. Он не произнес ни слова, но взгляд его сообщал: «Держись от меня подальше».
Акаш что-то делал с ее запястьем. Боль почти прошла. Даже ребра перестали ныть. Внезапно ей вспомнилось темное стойло, в котором вчера ночью ее нашел Гидеон. Если бы не он, если бы не помощь Акаша, страшно было подумать, как бы она себя сейчас чувствовала.
Интуиция подсказывала ей, что Гидеону, рыцарю без страха и упрека, она могла бы безбоязненно вверить свою жизнь. Все рассказать ему и отдаться на его милость.
Но Чариз ничего о нем не знала. Слишком велик был риск. Если сэр Гидеон передаст ее властям, сводные братья тут же примчатся в Портсмут, и она снова окажется в их власти.
Или, что еще хуже, Гидеона и Акаша ослепит ее золото, как это происходило чуть ли не с каждым из ее поклонников. Сердце ее кричало о том, что они хорошие люди. Опыт призывал к осторожности. Даже хорошие люди с готовностью изменяли своим принципам, когда узнавали о ее богатом наследстве.
Безопаснее полагаться на собственные ресурсы, какими бы они ни были скудными.
— Спасибо за все, что вы оба для меня сделали, — тихо произнесла Чариз, понимая, что тем самым платит им за доброту черной неблагодарностью.
— Всегда к вашим услугам, — сказал Акаш и, согнув ее руку, снял перевязь.
Гидеон, не проронив ни слова, продолжал смотреть в окно.
Слуги принесли заказанный завтрак. Во время еды Чариз не поднимала головы. Она понимала, что наряд ее выглядит странно, но если бы слуги увидели ее волосы и лицо, непременно запомнили бы ее и сообщили о ней ее братьям, если бы те надумали навести о ней справки в этой гостинице.
Чариз пыталась продумать план побега. Она сумеет затеряться в этом городе. Но в такой одежде непременно замерзнет. Единственное, что ей остается, украсть у Гидеона пальто. Она скажет, что берет его взаймы, решила Чариз, пытаясь заглушить угрызения совести. Через несколько недель она вернет пальто и щедро отплатит ему за доброту.
Отыскать сэра Гидеона Тревитика из Пенрина, графство Корнуолл, не составит труда. Если они встретятся вновь…
Чариз прогнала прочь глупые мысли.
Вначале надо как-то пережить эти три недели и не попасться в лапы сводных братьев. Найти крышу над головой и пропитание, придумать, каким образом найти средства к существованию, и все это, не раскрывая своего настоящего имени. Как и имен тех наделенных властью людей, которые ищут ее. Хьюберт был лордом Баркетом, а Феликс — важной фигурой в парламенте.
Гидеон, Акаш и Чариз опять ели молча. Талливер, должно быть, пошел завтракать вниз, в трактир. Чариз была рада тому, что трапеза проходит в молчании. При мысли о том, что вскоре ей придется покинуть сэра Гидеона, Чариз хотелось плакать. Глупо. Как он мог так прочно привязать ее к себе за столь короткий срок?
После того как слуги убрали со стола, Чариз попросила мужчин выйти из комнаты.
Гидеон и Акаш переглянулись, но с готовностью поднялись из-за стола.
— Мы пришлем кого-нибудь вам в помощь, — сказал Гидеон.
— В этом нет нужды, — торопливо ответила Чариз.
Шансы на побег таяли у нее на глазах.
— Я настаиваю, — сказал Гидеон, будь он неладен, а Акаш пошел за горничной.
Целый отряд служанок снабдил ее горячей водой и полотенцами, а также всем необходимым, чтобы привести себя в порядок. Она не могла сдержать вздоха удовольствия, когда горничная, вошедшая последней, принесла дешевое коричневое хлопчатобумажное платье. Чариз не терпелось поскорее переодеться.
Одному Богу известно, каким образом удалось Гидеону за такое короткое время раздобыть ей чистое платье.
Гидеон вошел и отпустил слуг.
— Талливер за дверью на случай, если вам что-то понадобится.
— Спасибо.
Чариз хотелось выразить ему благодарность и сожаление, что она так и не успела узнать его получше.
Но это было невозможно.
Чариз долго смотрела на Гидеона. До чего же он красив, до чего умен, до чего великодушен. Она знала, что никогда его не забудет. Чариз отвернулась, едва сдерживая слезы.
Дверь тихо закрылась. Чариз осталась одна. Она перевела дыхание и, собрав все свое мужество, подошла к зеркалу.
Посмотрела на свое отражение и рассмеялась.
Она прочла желание в глазах сэра Гидеона? Какая же она дура! Ни один мужчина не мог бы смотреть на нее сейчас, испытывая что-то, помимо жалости. Или отвращения.
Чариз представляла себе, как выглядит, но то, что она увидела, оказалось гораздо хуже самых мрачных ее предположений. Лицо ее было желтовато-лиловым, перекошенным.
Чариз не сдержала слез. Акаш заверил ее, что травмы несерьезны, но, глядя на свое отражение в зеркале, Чариз трудно было в это поверить.
Она была на грани того, чтобы зарыдать в голос. Но леди Чариз Уэстон, последней из длинной династии славных воинов, не пристало плакать. Дочь Хью Дэвенпорта Уэстона никогда не смирится с тем, что ее сводные братья, Хьюберт и Феликс, трусливые по натуре, одержали над ней верх.
А сейчас надо сосредоточиться на побеге.
Она торопливо вымылась, надела чистое платье. Накрахмаленный хлопок царапал нежную кожу, и платье было ей велико, но по крайней мере оно было целым и чистым. Слишком много времени ушло на то, чтобы застегнуть платье, левая рука болела.
