Никола Корник - Сладкий грех
— Меня держали в заключении на тюремной барже в Чатеме в течение года. — Эван говорил легким пренебрежительным тоном, но напрягшиеся, окаменевшие мышцы выдавали его истинные чувства.
Было ясно, чего стоят ему воспоминания о чертовой дыре, площадке футов около шести в самом сердце судна, без доступа света и свежего воздуха. Там даже самые сильные мужчины постепенно начинали сходить с ума и молить о скорой смерти. Заключенные были закованы в железные кандалы, полуживые от голода и постоянных побоев. Ему чудились смрад и грязь проклятой баржи, словно пропитавшие все поры его кожи под тонким батистом рубашки, вопли сходивших с ума товарищей по несчастью. Такое вряд ли возможно забыть.
— Должно быть, все это было достаточно мерзко. — Голос Лотты прозвучал настолько мягко, что Эван понял — она прочувствовала всю ту ненависть, которая сочилась в его словах.
— Не стану отрицать. — Губы Эвана сжались в тонкую линию.
— Зачем вам понадобилось сражаться на стороне французов? — Он почувствовал ее пристальный взгляд, устремленный на него из глубины темной кареты. — Неужели так ненавидели англичан?
— Я не испытываю ненависти к англичанам. С чего бы мне их ненавидеть? — рассмеялся Эван.
На это могла существовать добрая сотня ответов, но он не собирался вдаваться в подробности. Как и Лотта Пализер, Эван Райдер избегал ворошить прошлое, стремясь отгородиться от него.
— Так вы — простой наемник, солдат фортуны в рядах армии Наполеона, получавший за службу неплохие деньги?
Лотта Пализер хорошо знала, как провоцировать мужчин. Эван печально задумался. Возможно, наступившая пауза нужна была им обоим.
— Я не из тех, кто воюет за деньги, — наконец заявил он, гордо вздернув подбородок. — Я сражался на стороне Наполеона, потому что это соответствует моим принципам. Я верил в его дело.
— Принципы. — Слово звучало в ее устах как перевод с чужого языка. — Как необычно! Большинство знакомых мне мужчин — беспринципные ублюдки! — с неожиданной улыбкой заключила она. — Значит, вы верите в свободу, братство и… что еще там? — с некоторым сомнением в голосе спросила она.
— Равенство, — добавил Эван. — Да, таковы идеалы революции.
— Что за странное понимание равенства, при котором один человек возвышен как император над всеми остальными. Но поскольку мне никогда не приходило в голову интересоваться политикой, я могла пропустить что-нибудь важное. Боюсь, дела государства меня слишком мало беспокоят! — сказала Лотта, позевывая.
— К счастью, в мои планы не входило вести с вами разговоры о политике. Я вас не для того покупал.
В темном и тесном пространстве кареты повеяло холодком. Эван почувствовал, что вывел ее из себя столь прямолинейным напоминанием о ее положении. В ней еще осталось достаточно гордости. Лотта отвернулась, и ее лицо выразило высокомерие. На перекрестке карета замедлила ход, качнувшись вперед, и Лотта потеряла равновесие, опершись на дверцу кареты, чтобы удержаться. В этот момент Эван различил, как звякнули монеты, к тому же дорогие. Гинеи! Ясно, откуда они у Лотты. Их взгляды встретились, и Эван вдруг понял, что она собирается сделать в следующее мгновение.
Она собиралась провести его и бежать.
Ее кисть уже лежала на ручке дверцы, наполовину приоткрытой так, что шум толпы и свет уличных фонарей прорывались внутрь. Эван пытался схватить ее за запястье, задержать, но гладкий бархат накидки выскользнул из его рук. Тогда он обхватил ее талию за секунду до прыжка.
— Не стоит так спешить!
Черт бы его побрал! Даже сейчас он оставался совершенно невозмутимым. Есть ли вообще хоть что-нибудь, что вывело бы его из равновесия?
Лотта оказалась полусидящей, полулежащей между его коленями. Ничего себе! Совсем как разъяренная, загнанная в угол кошка. Рука Эвана стальным обручем охватывала ее талию. Она пыталась вырваться из цепких объятий. Одно неловкое движение — и мешочек с гинеями тяжело стукнулся о его бедро. С кривой усмешкой покосившись на Лотту, он извлек увесистый мешочек с монетами из кармана ее накидки.
— Так я и думал. Когда же вы успели стащить его у меня?
Он произнес это, проявив легкий интерес. В самом деле, не стоит ли более тщательно исследовать тему, насколько в обычае у нынешних дам полусвета, в совсем недавнем прошлом рафинированных леди, похищать чужие кошельки? Лотта поняла, что в такой ситуации следует попридержать свой норов.
— Я взяла его, пока вы увлеченно торговались с миссис Тронг. При этом вам было совершенно безразлично, чем занята я, — выпалила Лотта.
— Да, я вас явно недооценивал, — кивнул Эван.
Он с видимым безразличием провел рукой по ее одежде, как бы обыскивая. Но у Лотты возникло странное чувство, будто он ласкает ее. Она затрепетала от его прикосновения, почувствовала себя разъяренной, сбитой с толку и одновременно ожившей, возбужденной и приблизившейся к опасному обрыву.
— Не ищите, у меня больше нет. Я успела взять всего один, — созналась она.
— А затем сбежать! — закончил он.
Лотта не отвечала, заметив на его губах циничную усмешку.
— Ну и куда же вы собирались бежать?
Эван приблизил к ней свое лицо так, что она могла хорошо рассмотреть все его мельчайшие подробности в скачущем свете уличных фонарей. Мрачное и презрительное. Некоторые мужчины так легко умеют пользоваться бедственным положением, в котором оказываются женщины. Они легко угадывают такие моменты и не упускают свой шанс. Эван Райдер явно не из их числа.
— Не имею ни малейшего понятия, — очень просто ответила она. — Я как-то еще не подумала об этом.
— Итак, единственным продуманным планом являлась кража?
Его голос звучал мягко, но в нем чувствовалось скрытое презрение. Однако Лотта и не собиралась извиняться.
Возможно, все было не по правилам в обычном понимании дела, но она уже давно преступила все границы и нарушила все правила. Так что стоит ли беспокоиться о таких мелочах?
— Да, я задумала кражу сразу, как только увидела эти чудные монеты! — откровенно призналась она, прямо встретив взгляд Эвана.
Лотта надеялась, что, если у нее будет хоть немного денег, это даст ей возможность распоряжаться своей жизнью и шанс вырваться на свободу. Казалось, судьба дает ей в руки ключ к новой, более счастливой жизни. Кто бы на ее месте смог устоять перед таким соблазном. И ведь ей почти удалось осуществить задуманное, тем большую ярость она испытывала, споткнувшись на последнем шаге. Столь близкая свобода, до которой она не смогла дотянуться!
— Значит, вы сразу же собирались меня надуть? — то ли вопросительно, то ли утвердительно произнес Эван, успев крепко перехватить ее запястья.
