Диана Гэблдон - Барабаны осени. Удачный ход
Руки Фионы касались его, утешая, вытирая щеки и губы.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, и ему показалось, что Фиона задала этот вопрос уже в сотый раз. Но теперь он уже набрался сил для ответа.
— Ничего, — прошептал он. — Нормально. Но почему…
Голова Фионы качнулась туда-сюда, смахнув звезды с доброй половины неба.
— Не знаю. Ты вышел… ты ушел, а потом вдруг вспыхнул огонь — и ты снова очутился в круге, а твое пальто горело. Я тебя залила из термоса.
Так вот откуда взялся запах кофе… и влага на его груди. Он поднял руку, и на этот раз Фиона не стала его останавливать. Действительно, на груди пальто было прожжено, пятно было небольшим, дюйма три в диаметре, наверное. Кожу под этим местом слегка прижгло; Роджер почувствовал, как она онемела, когда просунул пальцы в дырку… и тут же его опалило другой болью. Медальон его матери исчез.
— Что случилось, Родж? — Фиона сидела рядом с ним на корточках, ее лицо едва можно было рассмотреть в полутьме. Но Роджер заметил следы слез на ее щеках. То, что он принял за костер, зажженный в честь солнцестояния, оказалось огоньком свечи, зажженной Фионой… к этому времени свеча почти догорела, от нее осталось не более полудюйма. Господи, да сколько же времени он отсутствовал? .
— Я… — Роджер хотел было сказать, что не знает, но замолчал. — Дай мне подумать немножко, ладно?
Он положил голову на колени Фионы, вдыхая запахи влажной травы и обгоревшей ткани.
Он сосредоточился на дыхании, потом забыл об этом. На самом деле ему совсем не нужно было ничего обдумывать. Все уже отчетливо обрисовалось в его уме. Но можно ли выразить подобное словами? Он ничего не видел… и все же перед ним возник образ его отца. Ни звуков, ни прикосновений… и все же он и слышал, и ощущал. Его тело, похоже, имело собственное представление о ходе событий, переводя непостижимые феномены времени в нечто вещественное.
Роджер поднял голову и глубоко вздохнул, постепенно возвращаясь в относительно естественное состояние.
— Я думал о моем отце, — сказал он. — Когда я прошел между камнями, я как раз подумал, что если это сработает, смогу ли я вернуться и найти его? И я… нашел.
— Нашел? Твоего отца? Ты хочешь сказать, он явился к тебе как призрак?
Роджер скорее почувствовал, чем увидел, как пальцы Фионы сложились в фигуру, защищающую от злых сил.
— Нет. Не совсем так. Я… я не могу этого объяснить, Фиона. Но я с ним встретился; я его узнал. — Ощущение мира и покоя еще не до конца покинуло его; оно просто затаилось где-то в глубине его ума. — А потом… потом было что-то вроде взрыва, если это вообще можно описать словами. Что-то ударило меня, вот сюда… — Его палец коснулся обожженного места на груди. — И эта сила вытолкнула меня… обратно, и больше я ничего не помню до того момента, как очнулся. — Роджер нежно погладил Фиону по щеке. — Спасибо тебе, Фи. Ты меня спасла, не дала сгореть.
— Ох, да будет тебе, — нетерпеливо махнула рукой Фиона, не желая принимать благодарность. Она села на пятки и задумалась, потирая подбородок. — Знаешь что, Родж… мне кажется, тут могла сработать какая-то защита, если при тебе был самоцвет. Ведь в медальоне твоей матушки был какой-то камень, да? — Роджер услышал, как Фиона нервно сглотнула. — Может быть… если бы при тебе не было медальона… ты мог и не выжить. Она рассказывала о таких случаях. Люди просто сгорали… а ведь ты загорелся как раз в том месте, где висел медальон.
— Да. Это может быть. — Роджер уже чувствовал себя почти самим собой. И удивленно посмотрел на Фиону. — Ты всегда называешь ее «она». Почему ты никогда не произносишь ее имени?
Кудри Фионы взлетели, приподнятые порывом ночного ветра, когда она посмотрела на Роджера. Света хватало для того, чтоб отчетливо увидеть ее лицо — на нем отражалась приводящая в замешательство уверенность.
— Если ты не хочешь, чтобы нечто к тебе явилось, ты не должен называть это, — сказала она. — Уверена, ты и сам это знаешь, и знал твой отец-священник.
Роджер почувствовал, как зашевелились волосы на его затылке.
— Теперь ты сама заговорила об том, — сказал он, пытаясь придать своему тону легкую шутливость. — Я не называл своего отца по имени, но возможно… доктор Рэндалл говорила, что думала о своем муже, когда возвращалась.
Фиона кивнула и нахмурилась. Он отчетливо видел ее лицо… и вдруг с изумлением заметил, что вокруг светлеет. Близился рассвет; небо на востоке уже меняло оттенок, розовея.
— Господи, да уже почти утро! Я должен идти!
— Идти?! — глаза Фионы округлились от ужаса. — Ты собираешься попытаться снова?!
— Конечно. Я должен. — Во рту у Роджера пересохло, и он пожалел о том, что Фиона выплеснула весь кофе, заливая его горящее пальто. Он справился с пустотой внутри и заставил себя подняться. Колени у него подгибались, но он вполне мог держаться на ногах.
— Ты с ума сошел, Родж! Это убьет тебя, наверняка убьет!
Роджер покачал головой, не сводя глаз с высокого расщепленного камня.
— Нет, — сказал он, чертовски надеясь, что говорит правду и ничего кроме правды. — Нет, теперь я знаю, что было неправильно. И это не повторится.
— Ты ничего не можешь знать наверняка!
— Нет, знаю. — Роджер отцепил руку Фионы от своего рукава и зажал в ладонях; рука была маленькой и холодной. Он улыбнулся Фионе, хотя чувствовал, что лицо у него совершенно онемело. — Я надеюсь, что Эрни еще не вернулся домой; он ведь полицию вызовет, чтобы отыскать тебя. Тебе лучше поскорее вернуться.
Фиона нетерпеливо передернула плечами.
— Ох, да он же ловит рыбу со своим двоюродным братцем, Нейлом. Он до четверга не заявится! Что ты имел в виду, что именно не повторится… и почему?
Ну, это было слишком трудно объяснить, и Роджер предпочел бы оставить все как есть. Но он все же сделал попытку.
— Когда я сказал, что думал о своем отце, я имел в виду, что представлял только то, что мне было известно… то есть его фотографии — в военной форме, или рядом с мамой. Дело в том, что я… я родился после… Понимаешь? — Он всмотрелся в маленькое круглое личико Фионы и увидел, как ее глаза медленно прикрылись — она поняла. И тихонько вздохнула, страшась и сожалея, и желая помочь…
— Так ты вообще не видел своего отца, да? — тихо спросила она.
Роджер покачал головой, не находя слов. Да, он не знал ни звука голоса отца, ни его запаха… он ни разу не ощутил его прикосновения. В его памяти не сохранилось ни единого живого, реального образа.
— Я должен идти, — мягко повторил он, сжимая руку женщины. — Фиона, у меня нет слов, чтобы выразить свою благодарность.
Фиона несколько мгновений молча смотрела на него, кусая пухлые губы, и ее глаза блестели, наполнившись слезами. Потом она резко шагнула назад и, сняв с пальца обручальное кольцо, вложила его в руку Роджера.
